В горле пересохло…

— Уверен, что не ошибся в выводах?

— Уверен! Ты думаешь, что я хочу видеть тебя только в роли любовницы. Ведь я слишком громко заявлял, что отношения — это не для меня! Ева, я изначально был с тобой кристально честен насчёт своих намерений. Ты игнорируешь наше обоюдное притяжение и лишаешь меня секса только потому, что не хочешь иметь место с циничным шантажистом, обманывающим доверие своей семьи. Ты категорично настроена против! Хотя мы вместе всего два месяца. На того мужчину ты потратила два года, да? Два года лапши и лживых заверений. Да после такого ты бы его и на пушечный выстрел к себе не подпустила…

Алмазов был прав. Если не во всём, то во многом…

— И что дальше?

— Дальше? — Руслан махнул рукой в сторону лаборатории. — Дальше вот это. Я лишу тебя шанса отнекиваться и отбрыкиваться от меня.

— Зачем, Алмазов?

— Честно? Не знаю… — Руслан подошёл ко мне и притянул к себе за талию. — Ты мне скажи, что в тебе такого? Если я готов расстаться со своими холостяцкими убеждениями и всерьёз подумываю о расширении территории.

— У тебя жар? Температура? Может быть, ты ел подозрительные грибы?

— О да, давай переведём всё в плоскость сарказма, если тебе так проще! — усмехнулся Алмазов. — Честно говоря, думая о настоящем браке, я чувствую себя человеком, которого впервые выпускают в открытый космос без гарантий на герметичность костюма. Но…

— Что но?

— Не попробуешь — не узнаешь. Говорят, это красиво… Звёзды, Млечный Путь!

Я посмотрела на лицо Руслана. Он всё равно юлил, уворачивался и говорил о чём угодно, приводил кучу разных эпитетов, лишь бы не признаваться в своих чувствах и желании быть со мной. Ведь именно на это он и намекал, да?

— Значит, лаборатория?

— Именно, акулёнок.

— Тогда ты должен кое-что знать обо мне, Алмазов.

Я отстранилась на расстоянии вытянутых рук. Лицо босса посуровело вмиг. Он ожидал от меня подвоха. И не зря.

— Не томи, Ева. Ты молчишь уже пять секунд!

— Ты их не увидишь.

— Ты имеешь в виду результаты теста на отцовство? Почему я их не увижу?

— Нет, Рус. Я говорю о другом. О твоих красочных эпитетах. О скафандре и открытом космосе. Звёзды, Млечный путь? Чушь! В открытом космосе ты увидишь только чёрное полотно.

— Почему? — удивился босс.

— Объяснить? Но учти, это надолго. Или посоветовать посмотреть научно-популярную передачу?

Я пошла в сторону лаборатории.

— Постой. Так что я должен о тебе знать?

— После расставания с Жориком я пересмотрела кучу передач про космос. Меня заклинило на все выходные, а потом я каждый вечер после работы часами смотрела всё, что могла найти в интернете.

— Зачем?

— Не знаю. Зачем-то ты смотришь передачу про акул? Ещё и ныряешь к ним!

— Дайвинг — моё увлечение! — возразил Алмазов.

— Ну-у-у, значит, у меня в двадцать пять лет наметилось новое увлечение. Астрономия. Тоже неплохо.

Алмазов рассмеялся.

— Хорошо. Я подарю тебе телескоп и кусочек настоящей звезды. А теперь вперёд. Я хочу получить подтверждение своего отцовства и сунуть его под твой хорошенький носик!

Сдать тест на отцовство — дело нескольких минут. Жаль только, что результатов придётся подождать. Разумеется, я заказал ускоренный вариант, но даже при таком раскладе результат придётся ждать несколько дней.

Ева была притихшей. Вздохнула, изучив прейскурант, и покрутила пальцем у виска.

— Рус, тебе некуда деньги девать?

— Ерунда. За то, чтобы лишить тебя возможности убегать от меня, я готов выложить и гораздо большую сумму.

— Всё никак не наиграешься?

Я подхватил Еву под локоть и вывел из здания.

— Я не играю! — сказал, глядя прямо в глаза. — Мне на самом деле очень важно, чтобы ты… чтобы ты осталась рядом со мной. Без всей этой белиберды с наследством.

— Я не знаю, как к тебе относиться. У нас вроде бы всё понарошку, и вроде бы по-настоящему. Я запуталась, — вздохнула Ева. — Не знаю, где ты играешь, а где переживаешь, возможно, и из-за меня. Или всё дело в том, что мне хочется в это верить?

Я видел тень сомнений и мучительных противоречий в глазах Евы. Наверное, со стороны я и сам выглядел таким же запутавшимся.

— Я уверен только в том, что не смогу отпустить тебя и опустить руки, если ты захочешь уйти, — признался я. — И не уверен, что хочу продолжать игру перед родственниками…

— Рус, ты же сейчас не серьёзно?

— Напротив, очень даже серьёзно! — возразил я. — И это очень странно. С одной стороны, время, проведённое вместе, сблизило нас невероятно сильно. Я не жалею ни об одной секунде, проведённой рядом с тобой, даже если в этот моменты ты всего лишь давала мне пощёчину. Но я хочу провести с тобой гораздо больше времени. И без понукания, без пристального внимания родственников, без страха облажаться и испортить великое дело для всей семьи!

— Ты их подведёшь, Руслан. Кажется, ты говорил, что бабай оставит тебя и Рамиля без наследства, если один из вас не женится. Если правда о нас откроется, ты лишишься доверия деда. Наследство ни тебе, ни Рамилю в таком случае не светит вообще. Скорее всего, бабай отдаст всё Ильясу?

— Да, скорее всего, так и будет, — согласился я. — И самое страшное для меня сейчас — это не лишиться материального обеспечения. У меня есть действующий бизнес, он приносит неплохой доход. Я тоже могу купить себе дом с полем для гольфа, но просто не вижу в нём смысла на данном этапе. Вернее, не видел раньше. Но сейчас не об этом. Твой поступок в клубе был для меня как толчок, ты вынудила меня действовать и думать иначе. Всё, что с нами было, раскрыло мне глаза на многое. В том числе, и на самых близких людей… Понимаешь?

— Кое-кто открылся в истинном свете?

— Да. Я сейчас про Рамиля. Всегда считал, что несу за него ответственность, должен помогать, обеспечивать… Дед считал, по всей видимости, так же. И сейчас Рамиль просто болтается без дела. Живёт на содержании деда и страшится того, что останется без копейки в кармане, но винит в этом всех. Всех, кроме себя. Я не замечал этого в нём раньше, но сейчас… я научился складывать один плюс один. Знаешь, брат даже грозил мне, что покончит с собой, если вдруг я откажусь помогать. Он кичится тем, что любит одну-единственную, но прикладывает ничтожно мало усилий, чтобы быть с ней. Хочет выехать на чужом горбу. Наверное, в этом есть часть и моей вины — я сам его баловал. Но сейчас я больше не хочу тащить на себе его проблемы и проблемы других родственников, привыкших, что за них всё решают… Мне тридцать пять, я хочу пожить для себя, заботиться о тех, кто действительно дорог мне.