«Вот барыня заворотила подол, стала посреди горницы раком и говорит лакею (казалось бы, сбывается лакейская мечта, но вместо мечты лакей слышит совсем другое. — В.Е.)

— Нагибайся да нюхай, как собаки делают!»

Лакей вступил в зону унижения, превращаясь в собаку: «Холуй нагнулся и понюхал».

— Ну, теперича языком лизни, как собаки лижут!

Лакей исполнил приказ.

— Ну, теперь бегай вокруг меня!

Лакей обежал барышню «разов десяток, да опять пришлось нюхать и лизать ей языком. Что делать? Морщится да нюхает, плюет да лижет!».

На другой вечер повторилось то же самое. По приказу молодой барыни лакей снова «стал ей под жопою нюхать и в пизде лизать».

«Этак долгое время угощала его барышня, да потом сжалилась, легла на постель, заворотила подол спереди, дала ему разок поеть и простила всю вину».

Барышня точно разыграла ситуацию преступления и наказания и вышла из игры великодушной победительницей. Но и лакей в конце концов остался доволен: «Ну, ничего! хоть и полизал да свое взял».

Сама же сказка объяснилась в своем ограничительном, избирательном подходе к сексуальному действию, указала надопустимое и недопустимое, продемонстрировав наивность собственной морали. Лакейское хоть точно определяет границу сказочного фантазма (отрицательное отношение к куннилингусу), за которой кончается мужская победа и начинается его поражение, границу, которая в русской традиции получила устойчивый, многовековой характер.

Вместе с тем, если жопа — погибель, говно есть в некотором роде ценность. В сказке «Первое знакомство жениха с невестой» (20) повествуется о первом ночном свидании молодых. Инициатором становится девка:

— Как же быть-то? ты где, Иванушка, спишь?

— В сенцах.

— А я в амбарушке. Приходи ночью ко мне, так мы с тобой и поговорим ладнее…

Вот пришел Иванушка ночью и лег с Машуткою. Она и спрашивает:

— Шел ли ты мимо гумна?

— Шел.

— А что, видел кучу говна?

— Видел.

— Это я насрала.

Невеста об этом сообщает с гордостью, желая повысить себе цену.

— Ничего — велика!

Удивился. Зауважал. На жениха такая большая куча говна произвела желанное впечатление. Сказка, однако, кончается некоторым недоразумением.

«Проснулась она ночью и ну целовать его в жопу — думала, в лицо, а он как подпустил сытности — девка и говорит: «Ишь, Ваня, от тебя цынгой пахнет!..»»

(Такому сравнению позавидовал бы любой писатель.) Но сказочник не спешит переводить невесту в разряд жертв. Дело молодое. Обозналась. Смешно, но простительно.

Насрать — это также и месть. В сказке «Поп и западня» (39) поп мстит мужику за смерть любимой собаки тем, что срет ему в капкан. Но попу в сказке никогда не везет. Капкан прищемил ему яйца — «он тут же издох» (в слове «издох» — не только враждебное отношение к попу; речь идет о русском отношении к смерти). В сказке «Каков я!» (76), напротив, мужик отомстил обманувшему его попу тем, что насрал ему в шапку.

«Поп сгоряча схватил шапку, что с говном лежала, надел на голову и побежал по деревне искать мужика, а говно из шапки так и плывет по роже: весь обгадился» —

немедленно превратился в жертву.

С попом связана и зоофильская «Сказка о том, как поп родил теленка» (38).

— Ванька! ведь у меня на печи-то теленок, и не знаю, откуда он взялся.

На это поповский батрак отвечает:

— А вот как: помнишь, батюшка, как мы сено клали, мало ли ты бегал за коровами! вот теперь и родил теленка!

Зоофилия выглядит как приговор. К зоофилии принуждают ложных героев. В другой сказке поп, по меркам сказочника, падает, пожалуй, еще ниже: он перепутал сперму мужика, который только что выеб его жену, с яичницей, «взял соли, посолил да и слизал языком». Кроме того, только поп в заветной сказке оправдывает пердеж:

— Что за грех? Я и сам один раз в алтаре пернул. Это ничего, свет! Ступай с Богом!

«А поповская натура, — заключает сказка, — на чужое добро лакома, за чужим угощением обосраться рада» (42).

4. Фантазм и основы сказочной порнографии

Фантазм (или сексуальная мечта) в заветной сказке прежде всего связан с исполнением желания имеющимися средствами. Но заветная сказка порой мечтает и о невероятном. Единственный раз, когда она полностью превращается в волшебную, сопряжен с мечтой о «хуе по колена», мечтой, объединяющей мужское и женское население.

«Волшебное кольцо» (32) — редкий пример секс-волшебной сказки: Сказка имеет несколько вариантов, что говорит о ее популярности в народе. В сказке решается вопрос о том, что важнее: богатство или «хуй по колена».

Как и полагается, в некотором царстве, в некотором государстве жили-были три брата-крестьянина. Они поделили отцово «имение» не поровну. Старшим досталось много, а младшему мало. Собрались они жениться.

— Вам хорошо, — сказал младший старшим, — вы богаты и у богатых сосватались; а мне-то что делать? Я беден, нет у меня ни полена, только и богатства, что хуй по колена!

Купеческая дочь подслушала этот разговор и решила выйти замуж за младшего. Добилась своего, несмотря на сопротивление родителей.

«Легла она спать с мужем первую ночь и видит, что у него хуишка так себе, меньше перста».

— Ах, ты подлец! Ты хвастался, что у тебя хуй по колена; где же ты его дел?

Молодец соврал, что по бедности заложил его за 50 рублей. Жена выпросила у матери денег и велела без большого хуя не возвращаться. Молодец взял деньги и пошел куда глаза глядят. Повстречал старуху, поделился горем. Старуха помогла (помощница). Деньги взяла — дала волшебное кольцо. Парень надел кольцо «на ноготок — хуй у него сделался на локоток» (сказка приобретает всякий раз рифму, когда дело доходит до ударного места). Он надвинул кольцо «на целый перст — хуй вытянулся на семь верст».

С кольцом начинаются приключения. Его крадет проезжий барин, пока мужик спал. Надел на палец — у него хуй вытянулся, спихнул кучера и прямо потрафил кобыле под хвост (как и полагается ложному герою). Мужик спас барина, взяв с него 200 рублей, и вернул себе кольцо. Дома он с гордостью показал новый хуй с локоток жене. Та пришла в восторг:

— Давай-ка поскорей пообедаем, ляжем да попробуем.

Новый хуй изменил отношение жены к мужу. Она наставила на стол разных кушаний и напитков, кормит и поит его.

Рассказала дочка о новом хуе матери — теща потеряла голову, «только о том и думает, как бы ухитриться… да попробовать его большого хуя». Когда зять заснул, она влезла на зятя и «давай на хую покачиваться». Кольцо сдвинулось — «и потащил хуй тещу вверх на семь верст». Дочь смотрит: а наверху чуть-чуть видно тещу.