— Этого никогда не будет! — глубоко взволнованный, говорю я. И замечаю, что начал сердиться. Не на Иду Марие Лильерут, но на себя, живущего здесь в пустом доме Скууга, который, как я теперь понимаю, в такой же степени и дом Лильерут, и бессильного чем-либо помочь Марианне, кроме как привезти ей пирожных завтра в ее день рождения.

Ида Марие смотрит на меня.

— Мне нравится твоя горячность, — говорит она. — Но одной горячности мало. Речь идет о выдержке надолго. Возможно, Марианне еще очень не скоро сможет вернуться к работе. Пойми меня правильно. Она не сказала о тебе ни одного недоброго слова. Я считаю, что в эти месяцы, когда вы были вместе, ты хорошо влиял на нее. И понимаю, что вы во всех отношениях подходите друг другу. Я благословляю вас. Но все-таки я боюсь за нее. Ты меня понимаешь? Она — моя старшая дочь. У меня всего две дочери. Я знаю, что сейчас она чувствует себя старой. Но она не стара. Завтра ей исполнится тридцать шесть лет. Достигнув этого возраста, люди твоего поколения будут воспринимать его совсем не так, как люди моего поколения. Когда тебе стукнет тридцать шесть лет, ты еще будешь чувствовать себя молодым, потому что наша цивилизация выше всего почитает молодость. И вы, сегодняшние молодые, не позволите смотреть на себя как на пожилых людей, когда вам исполнится тридцать шесть. А вот Марианне смотрит на это иначе. Она родилась за пять лет до начала Второй мировой войны. Ни мое поколение, ни ее не считали, что дожить до сорока — это что-то вполне естественное. Но ты живешь в век пенициллина. Ты живешь в послевоенное время. Для тебя все это выглядит иначе.

Я подливаю ей вина.

— Я сказала: один бокал красного вина. И еще один. А потом я оставлю тебя в покое.

Я наливаю и себе тоже.

— Я рад, что ты пришла, — говорю я.

— Ты не должен радоваться, ты должен быть огорчен.

— Почему?

— Потому что я заставляю тебя, хотя не имею на это никакого права, сделать выбор. И вместе с тем я умоляю тебя, умоляю от всего своего истекающего кровью сердца: не играй с Марианне. Не сейчас. Если ты настроен серьезно, ты, конечно, останешься с нею и в будущем. Но тогда ты должен знать, чего она может от тебя потребовать.

— И что же она может потребовать?

— Может, от тебя потребуется, чтобы ты отложил свой дебютный концерт, потому что Марианне будет нуждаться в тебе каждую минуту. От тебя может потребоваться, чтобы ты в этот важный период своей жизни, не говоря уже карьеры, думал не о них, а о благе Марианне. Теперь речь пойдет уже не о равенстве. Речь пойдет о том, чтобы взять на себя ответственность за больного человека. Это очень важный шаг. Ты не боишься того, что тебя ждет?

— Ты говоришь так, словно речь идет только о моих чувствах. Но уверена ли ты, что Марианне захочет, чтобы я был рядом с нею? — спрашиваю я.

Ида Марие награждает меня строгим и вместе с тем добрым взглядом.

— Марианне захочет, — говорит она. — Из всего, что она говорила мне до сих пор, я не могу сделать другого вывода.

— Тогда не о чем беспокоиться. Можешь на меня положиться. Слишком много всего случилось. Может быть, я и мог бы выбрать более легкую жизнь. Хотя не уверен. Я знаю только, что не могу жить без нее.

Ида Марие встает с кресла.

— Ты хороший мальчик, Аксель. Поцелуй за меня Марианне.

Сегодня день рождения Марианне, на несколько дней раньше моего. Мы с ней оба скорпионы по гороскопу. Сложный случай.

Я просыпаюсь утром в Аниной комнате и вижу, что идет снег. Встаю, принимаю душ и оживаю. Сегодня я снова ее увижу. Сегодня мне разрешили туда прийти. Сегодня я смогу поговорить с ее врачом. Сегодня я своими глазами увижу, каково ей там.

Я смотрю в окно кухни. Сказочный мир. Снег в ноябре. В начале ноября. Может, на этот раз он уже не растает?

Как бы там ни было, меня окружает белоснежный мир. Я еду на трамвае в город, у «Халворсена» — лучшей кондитерской в городе — покупаю пирожные с марципаном. Заглядываю в винную монополию и покупаю бутылку дорогого шампанского. Пусть увидит, как серьезно я к ней отношусь.

Потом иду на Западный вокзал и беру билет на поезд. Клиника находится в часе езды от города. Я это знал давно.

Но никогда не думал, что когда-нибудь окажусь поблизости от нее, во всяком случае, не для того, чтобы посетить женщину, с которой живу.

Поезд покидает пределы города. Я вижу усадьбы, реки, разбросанные участки, застроенные виллами. Все это производит на меня сильное впечатление. Я слишком долго не покидал дом Скууга. День за днем, занимаясь на фортепиано и размышляя, я видел только зеленые ели. Теперь я знаю каждую шишку на елях Эльвефарет.

На маленькой станции я выхожу из поезда. Там уже ждет автобус. Мы едем среди зимнего великолепия. Мир нов и полон надежд. Да. Снег держится. Из-за туч выглядывает солнце. Тридцать шестой день рождения Марианне залит солнцем.

Клиника расположена в лесу. Автобус останавливается на стоянке для машин. Я вижу низкое деревянное здание. В окне мелькает лицо. Марианне? Видела ли она меня? Я захожу в приемную и называю себя. Никого нет, кроме женщины, которая пробегает через приемную и мгновенно скрывается.

Другая женщина записывает мои данные — фамилию, имя, дату и время прихода. Просит меня сесть и подождать.

Я сажусь на старомодный красный диван.

Какая тишина, думаю я. Почти такая же, как в доме Скууга, когда я не занимаюсь.

Я жду, что Марианне выйдет из одного из двух коридоров, но приходит ее врач, женщина без макияжа, возраста Марианне, с крепким рукопожатием и прямым взглядом. Она представляется, но я тут же забываю ее фамилию. Мне трудно сосредоточиться.

— Давайте сядем, — говорит она. — Я кое-что должна узнать у вас, прежде чем вы ее увидите.

— Я вас слушаю.

— Марианне вас очень любит, — говорит врач. — Она часто о вас говорит. Кое-что все время повторяется. Она хочет, чтобы вы чувствовали себя свободным от нее. Это ее выражение. Она уверена, что она для вас обуза.

— Такой вопрос мы должны решить вместе.

— Это верно. — Врач со мной согласна. — Но сейчас ей приходится думать о многом. Она находится у нас на лечении. Принимает лекарства. Ей нельзя испытывать страх. Мы понимаем, что делаем. На ее личность лечение не повлияет, если вас это беспокоит. Мы здесь пытаемся истолковать сигналы, которые она нам подает. Ее тревожит, что вы слишком молоды, и это вполне естественно после всего, что случилось. Она вас любит. Очень любит. Но вместе с тем чувствует себя виноватой, что вы оказались в таком положении. Я не хочу вмешиваться в ваши отношения. Меня они не касаются. Я только хочу подготовить вас к тому, что она хочет серьезно с вами поговорить.

Меня охватывает какая-то усталость. И даже гнев. Неужели уже никто не воспринимает меня всерьез? Думает, что я настолько неустойчив и непостоянен? Однако врач заставляет меня задуматься точно так же, как заставила вчера вечером Ида Марие Лильерут. У меня есть возможность сейчас же со всем покончить, выбрать другой путь в жизни. Марианне здесь лечат. Здесь люди, которые наблюдают за ней двадцать четыре часа в сутки. И когда врач встает, чтобы пойти за Марианне, я чувствую, чувствую до слез, что этот выход немыслим. Я не могу жить без Марианне.