Она подвинулась ближе:

– Тогда не смей обижать Дарси.

Остин почувствовал угрозу в ее голосе:

– Я и не хочу, но все не так просто.

– Ты признал, что любишь ее. Она любит тебя. По мне, так все просто.

– Нет, это.. сложно. У меня важная работа…

– Более важная, чем Дарси?

– Нет, но я не могу себе позволить попасть в ситуацию, где мне придется выбирать. – Блин. И он не представлял, что будет обсуждать свои сердечные дела с вампиром.

– Если ты ее любишь, то возможен только один вариант.

– Это не так просто. Мне придется бросить все. Моя жизнь… вещи, в которые я верю… все изменится.

– А ты к этому не готов?

Хватит ли ему пороху на такое: отвернуться от группы по наблюдению за вампирами и ЦРУ? Присоединиться к Дарси и жить среди вампиров? Его признают предателем. Он не сможет найти себе хоть какую-нибудь работу.

– У меня была не легкая жизнь, – Ванда смотрела на звезды. – Я видела ужасные вещи. Концлагеря, пытки, смерть. Невероятную человеческую жестокость. Были времена, когда я просила у Бога смелости все это прекратить. У меня не было сил терпеть весь этот ужас.

– Мне жаль, – Остин не просто говорил это. Он действительно сочувствовал этим вампирам.

Ванда села ровно и посмотрела на него:

– Я бы пережила все снова и тысячу раз, если бы это вернуло мне мою младшую сестру, – слезы заблестели у нее на глазах. – Она была такой умной и полной жизни. Если бы она выжила, то была бы как Дарси.

Остин кивнул, его глаза увлажнились.

Ванда подплыла к нему:

– Нет ничего священнее любви. Не дай ей ускользнуть.

Создалось впечатление, что в окружавшем его мраке появилась трещина, из которой хлынул свет. И Остин, наконец, мог видеть ясно.

– Ты не злая, да? – Никто из этих модерновых вампиров не был злым.

– Мы просто стараемся изо всех сил сжиться с тем, что у нас есть.

Остин встал:

– Желаю всего хорошего, – он подошел к Дарси. Она посмотрела на него со злостью, потом отвернулась.

– Нам надо поговорить, – тихо сказал он, осознавая, что на него направлены камеры. После чего продолжил идти к оранжерее.

Мэгги дала ему полотенце:

– Пожалуйста, иди и переоденься для церемонии с орхидеями.

Остин направился к лестнице. Не удивительно, что Дарси была в ярости. Он понял, что сегодня его опять не выгонят.

Дарси решила проводить Ванду на этаж для прислуги, чтобы заодно узнать, мнение остальных дам по поводу последнего конкурса. К сожалению, все согласились с Вандой, так что ее надежды на то, что агенты ЦРУ покинут в этот вечер конкурс, были разрушены. Ванда переоделась в сухую одежду, достала две черные орхидеи из холодильника, после чего дамы направились в главное фойе на церемонию.

Принцесса Джоанна споткнулась, зацепившись каблуком за толстый ковер в коридоре:

– Страсти Христовы, дама может сломать шею в этих нелепых тапках.

– Ты со временем привыкнешь, – Дарси протянула руку, чтобы поддержать подругу. – Вы все выглядите прекрасно.

– Спасибо, – принцесса смотрелась очень элегантно в дорогом черном платье, украшенном по вороту жемчужинами.

– По началу я чувствовала себя обнаженной без корсета, – произнесла Кора Ли. – Но теперь я просто в восхищении от этого. Впервые за столетия я могу дышать полной грудью.

Кора Ли и леди Памела выбрали для себя молодежный стиль – атласные брюки на бедрах и струящиеся, мягкие короткие топы.

Принцесса Джоанна, нахмурившись, посмотрела на них:

– Вам двоим должно быть стыдно. У вас обнажено слишком много плоти.

– Это грех, – платье Марии Консуэлы было до пят.

Леди Памела пожала плечами:

– Прежние платья выставляли напоказ мою грудь, и никто не протестовал.

– Но обнажать пупок – это безбожно, – Мария Консуэла перебирала четки. – Я свой пупок вообще никогда не видела.

– Что? – спросила Дарси, – но, когда ты принимаешь ванну…

– Я принимаю ванну в сорочке, как и приличествует любой уважающей себя женщине.

– О, – Дарси начала понимать, что, хоть она и надела на дам модную, современную одежду, мысли их остались архаичными.

Женщины вошли в фойе. Все мужчины переоделись в костюмы. Грегори направился навстречу экс-гарему, приветствуя дам, конкурсанты же остались стоять на лестнице.

Дарси мельком посмотрела на Остина. Он так хорошо смотрелся в костюме и, в отличие от Реджинальда, ему ничего не надо было туда подкладывать – его плечи и так были широкими. Свет люстры играл в золотистых прядях его волос, которые выглядели чуть влажными, будто он их по-быстрому просушил полотенцем, но это только придавало ему более сексуальный вид. Их взгляды встретились, и девушка отвернулась. В этот раз она не простит его так легко. Он ей пообещал, что его выгонят этим вечером, а потом залез в джакузи к Ванде. А так как Ванда кинула свой микрофон в воду, Дарси не представляла, о чем они говорили. Потом ей даже пришлось остановить съемку, чтобы найти новый.

– Добрый вечер, – начал Грегори. – Сегодня из шоу уйдут еще двое мужчин. Но сначала важное сообщение. Теперь победитель получит четыре миллиона долларов!

Операторы засняли реакцию участников на это сообщение. Даже Дарси была удивлена, ведь Слай не упоминал даже о вероятности того, что приз будет больше трех миллионов.

Ванда прошла к центру фойе:

– Первая орхидея предназначается для Пьера из Брюсселя.

Пьер спустился с лестницы, чтобы принять цветок, а затем отправился наверх за своим багажом.

– А второй цветок получает Реджинальд из Манчестера, – Ванда передала орхидею бедняге.

Оставшиеся конкурсанты поздравили друг друга и разошлись по комнатам. Грегори и дамы-судьи в сопровождении операторов прошли в портретную комнату.

– Сегодня вы исключили из конкурса Пьера, – Грегори осветил фонариком портрет конкурсанта, на котором проявились клыки.

– Что за ерунда! – проворчала Кора Ли. – Он Вамп.

– И вы выгнали Реджинальда, – Грегори направился к портрету англичанина.

– Уверена, что он смертный, – настаивала леди Памела, – у него такие плохие зубы.

– И он очень костлявый, – добавила Кора Ли. – Я заявляю, что видела больше мяса на голодающем опоссуме.

Грегори навел луч фонарика на портрет. На картине засветились изогнутые клыки Реджинальда.