«Спасшиеся матросы показали, что были ожесточенные споры между старшим артиллеристом корветен-капитаном Бреденбекером и его помощником капитан-лейтенантом Витингом. Витинг приказал прислуге 50-мм орудия зарядить его осветительным снарядом, но Бреденбекер этот приказ отменил и потребовал, чтобы орудие разрядили и вновь зарядили, но бронебойным снарядом… Дававшие показания были поражены тем, как безжалостно была проведена торпедная атака. Подойдя на полной скорости, с дистанции не более 1800 ярдов эсминцы произвели полные торпедные залпы. Через гидрофоны шум несущихся в нашу сторону торпед был хорошо слышен, однако их было слишком много и они двигались под разными углами, было по крайней мере три попадания. Во время этой атаки прислуга 105-мм пушек находилась в укрытии, уцелевшие моряки все время возмущались по этому поводу и грозили расправиться со старшими артиллеристами, если удастся до них добраться. Они связывали гибель корабля именно с этой атакой, считая, что если бы 105-мм орудия вели стрельбу по эсминцам, то последние никогда бы не оказались на дистанции, достаточной для торпедной атаки».

«Примерно без двадцати минуть семь в корабль попала торпеда, так что он на мгновение даже замер на месте. Потом малокалиберный снаряд снес дальномер. Я стоял тут же, оба провода наушников перебило, но самого меня не задело. Ко мне подошел рулевой, которого Хинтце просил доложить о разрушениях на корабле, и сказал, чтобы я шел на мостик. На посту уже незачем было оставаться. Я пошел за рулевым, так что нам довелось быть свидетелями ужасной концовки сражения между нашим кораблем и превосходящим врагом».

«[Мы] отошли назад, пропуская крейсер „Ямайка“… затем они с линкором „Дюк оф Йорк“ вновь начали обстреливать „Шарнхорст“ своими тяжелыми орудиями, было ясно видно, что там происходило при попадании снарядов… пламя многочисленных пожаров, раздавались взрывы… Думаю, что „Шарнхорст“ просто медленно ходил по кругу со скоростью всего 8 или 9 узлов».

«Мы развернулись на правый борт, башни также довернули, оба корабля были готовы произвести полный залп… Кажется, я кричал в телефонную трубку: „Приготовиться к следующему выстрелу!“, однако слова перекрывал оглушительный грохот залпа… И вдруг — вспышка ярко-красного пламени, так что на мгновение стал виден весь вражеский корабль. „Мы попали! Боже мой, мы попали в него!“ От возбуждения я привстал с сиденья. И опять только тусклое зарево, освещающее огромные столбы воды от падающих снарядов, над кораблем нависло облако дыма».

«Все спасшиеся, за исключением четверых, находились в укрытии или под броневыми палубами, они не могли отличить друг от друга взрывы торпед, удары тяжелых снарядов и детонацию боезапаса орудий главного калибра. Несмотря на колоссальные разрушения, не все моряки представляли до конца серьезность ситуации. Главный инженер докладывал по системе внутренней связи: „Могу держать скорость в 22 узла“, на что капитан отвечал: „Браво, держите ее“. Свет не погас до самого конца, две уцелевшие двигательные установки работали нормально и еще действовала артиллерия. Однако после второго подхода линкора „Дюк оф Йорк“ обстрел стал ураганным».

«Пришла печальная весть, что боезапас орудий главного калибра подходит к концу. В погребе башни „B“ осталось три снаряда, в башне „C“ — ни одного. Нам приказали перенести боезапас из подъемника башни „A“ в башню „C“, однако еще до того, как мы выполнили этот приказ, Хинтце отправил свою последнюю радиограмму — на имя фюрера: „МЫ БУДЕМ СРАЖАТЬСЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО СНАРЯДА. ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕРМАНИЯ. ДА ЗДРАВСТВУЕТ ФЮРЕР“».

«В бой вступили орудия среднего калибра по левому борту. Мы наводили их по вспышкам орудий противника. Выстрелы производили через каждые шесть секунд… Между 19.00 и 19.30 Хинтце сказал нам прямо: „Теперь все зависит от вас. Тяжелые орудия вышли из строя“».

«Вдруг раздался оглушительный удар на баке. Я увидел, что цепь правого якоря перебита и падает в море. Туда бросился наш боцман, чтобы выяснить, что случилось. Он был очень сильным человеком. Его накрыла огромная волна, обрушившаяся на носовую часть корабля, и когда я вновь посмотрел в ту сторону, боцмана на палубе уже не было».