Что ж до Шепетухи, то он уже бежал, уже несся, уже летел к вошедшим, при этом кланялся и выражал почтение всеми частями своего извивающегося на манер дождевого червя тела. Остановив едва заметным жестом проявления раболепия, Черный кардинал передал трость и шляпу Джеймсу и прошествовал в угол зала, где и опустился в поданное лешим кресло. Ополоумевший от такого визита хозяин ресторанчика уже нес на подносе неизвестно откуда взявшийся оправленный в серебро стакан с кубиками льда и налитым на палец виски. За ним следовал бледный как полотно официант с огромной, полной орешков менажницей. Тут же рядом со столиком, не находя себе места, переминался с ноги на ногу Шепетуха. И без того не великан, он будто уменьшился в размерах, в то время как его выгнувшийся тощий стан символизировал собой вершину испытываемого им блаженства.

Нергаль между тем положил ногу на ногу и достал из кармана пиджака сигареты. Бросившийся к нему с зажигалкой наперевес леший опоздал — камердинер, пусть и в партикулярной одежде, уже стоял рядом с хозяином, держа в огромной лапище подсвечник.

— Спасибо, Джеймс, очень любезно с вашей стороны! — поблагодарил его Нергаль, прикуривая. — Весьма похвально, что вы интересуетесь местным фольклором, однако, прежде чем наносить татуировку, стоило бы проконсультироваться со знающим человеком. Их, сидельцев, в России пруд пруди. В этой полной парадоксов стране можно на свободу смотреть и в то же время век ее не видать. Вероятно, это одно из проявлений пресловутой загадки русской души…

— Виноват, экселенц! — склонил голову камердинер.

— Исправьте, сейчас же и исправьте! — нахмурил брови Нергаль. — То-то я замечаю, с каким удивлением вас рассматривают московские аборигены… — и, повернувшись к бывшему лешему, продолжал: — Послушайте, Шепетуха, что вы топчетесь на месте, словно футболист перед пенальти? Присаживайтесь, в ногах правды нет! Впрочем, нет ее и в других частях тела…

Беспрекословно следуя приказу, леший поспешил опуститься на краешек кресла. Он не мог не понимать, сколь высокая ему оказана честь и хотел верить, что это лишь прелюдия к ожидавшей его награде. Но и животный страх бедолагу тоже не отпускал: не так часто, а вообще говоря впервые, он имел возможность беседовать тет-а-тет с высоким начальством, и уже одно это следовало почитать за выпавшее на его долю счастье.

— Да не тряситесь вы так, стол качается! — прикрикнул на него Нергаль.

Тонкие, как бритва, губы Черного кардинала сложились в улыбку, в то время как напоминавшие дула двустволки глаза продолжали гипнотизировать подчиненного. Шепетуха же и рад был бы не вибрировать, и прилагал к тому колоссальные усилия, но ноги под столом продолжали предательски дрожать. Если раньше, в компании с другими мелкими негодяями, страх перед могущественной темной сущностью как бы делился на всех, то теперь он целиком достался ему одному.

Черный кардинал продолжал его молча рассматривать.

— А вы знаете, Шепетуха, — произнес он после долгой паузы, — пожалуй, сегодня я вами доволен… Есть еще недостатки, и крупные, сказывается порой узость мышления, но в вашей манере появилась уверенная наглость и вдохновение, свойственные мерзавцам крупного масштаба. В какой-то момент беседы с Мокеем вы даже напомнили мне моего тайного советника Серпину в его лучшие, естественно, времена. Когда-то давно мы сидели с ним так же, как с вами, в лондонском пабе и обсуждали одну операцию… Впрочем, впоследствии она провалилась, так что не будем об этом!.. — Черный кардинал неожиданно оживился, лицо его приняло ехидное выражение. — Только, друг мой, не пытайтесь меня уверять, что врач с мировым именем и интеллигент в седьмом поколении может, пусть и в подпитии, позволить себе шмыгать носом и по-обезьяньи скрести под мышками! Запишитесь на курсы хороших манер, там вас за отдельную плату научат пользоваться носовым платком. — Нергаль сделал глоточек виски и затянулся сигаретой. — И еще: купите себе хороший дезодорант и носите с собой дорогой одеколон. От вас, голубчик, за версту несет гнилью и еще какой-то мерзостью. Не знаю, как это Серпухин поверил, что перед ним один из столпов современной психиатрии…

Шепетуха сидел потупившись.

— Что вы там бормочете себе под нос? — болезненно скривился Нергаль.

— Виноват, экселенц, проклятое наследие прошлого, — зачастил леший, захлебываясь в словах, — работа была такая, все больше по болотам да по лесам, баб щекотать, мужиков по ночам стращать…

Начальник Службы тайных операций объяснение дослушивать не стал:

— Перейдем к делу!

Однако вместо того, чтобы тут же о деле и заговорить, Нергаль устремил взгляд на кубики льда в оправленном в серебро стакане. Такое выражение лица, вспомнил леший, было у Черного кардинала, когда он наблюдал за пляской язычков пламени в камине музея мадам Тюссо. Наконец, словно вынырнув из океана мыслей, Нергаль поднял голову и посмотрел на Шепетуху.

— Что ж, начало положено! Теперь очень важно, чтобы вы в точности понимали свою роль и следовали моим указаниям. Для этого мне придется просветить вас по некоторым вопросам, которые, чтобы о них не думать, большинство людей называют философскими. Речь, как вы правильно догадываетесь, пойдет о зле. О нем даже лучшие умы человечества не могут сказать ничего умнее того, что оно есть антипод добра. В оперативных целях, согласно инструкциям Департамента Темных сил, его сотрудникам предписано считать злом нищету, болезни и смерть, но на самом деле это не совсем так, а точнее, совсем не так. Чтобы не влезать в дебри схоластики, было принято решение полагать целью деятельности черных сил возвращение мироздания к первоначальному состоянию вселенского хаоса. Для этого, в частности, усилиями теоретического отдела Департамента было разработано и выпущено в мир второе начало термодинамики, говорящее о росте энтропии, а проще говоря, о том, что, будучи предоставленным самому себе, все сущее разрушается и только Его воля…

Нергаль встретился взглядом с бывшим лешим и умолк. В это краткое мгновение он, по-видимому, вспомнил мудрость про свиней, перед которыми не рекомендуется метать бисер, и уж наверняка пожалел о том, что сравнил Шепетуху со своим бывшим тайным советником. В устремленных на него водянистых глазах Черный кардинал не увидел ничего, кроме безоговорочного согласия с любым его словом и доходившей до обожания преданности. «Чувства эти, — нахмурился он, — весьма распространены в мире людей, от которых, скорее всего, леший и заразился».

— Ладно, — вздохнул Нергаль, — будем считать, что вам такие вещи знать ни к чему, а то и просто вредно! Исходим из того, что зло есть антипод добра, этим трюизмом и станем руководствоваться. Заглянув в Библию, которую вы, конечно же, не читали, мы обнаружим, чем именно людям в жизни рекомендуется руководствоваться, а следовательно, и то, что делать им, прямо скажем, запрещается. В этой великой книге написано: кто будет соблазнять малых сих, тот и есть самый большой злодей и враг рода человеческого, ему и на свет не стоило бы рождаться! Добавим к этому заповедь «Не сотвори себе кумира»… Вы следите за моей мыслью, Шепетуха?

— Да, экселенц, — вздрогнул тот, — ловлю каждое слово!