Ариста проснулась и открыла глаза, но было так темно, что она не заметила разницы. Ничего не изменилось, она все так же лежала на каменном полу. Никакой башни не было. И нет никаких гребней, а ее мать давно умерла. Просто ей приснился страшный сон.

— Адриан, мне так страшно, — сказала она в темноту.

Ответа не последовало. Значит, он тоже был частью ее сна. И сердце у нее снова сжалось от горести.

— Ариста, все будет хорошо, — снова послышался тот же голос.

— Ты мне снишься.

— Нет, я рядом.

В его голосе слышалось напряжение.

— Что-то не так? — спросила она тревожно.

— Нет, все в порядке.

— Нет, не все…

— Просто я устал. Я поздно лег и… — Он вдруг осекся и застонал.

— Потуже затяни повязку на ранах, — заговорил другой мужчина. Ариста его не узнала. Голос у него был низкий, громкий, уверенный. — Используй ногу как рычаг.

— Какие еще раны? — спросила она.

— Ерунда, — возразил Адриан. — У стражников было игривое настроение…

— У тебя сильное кровотечение? — спросил другой голос.

— Кажется, все под контролем. Трудно сказать, мешает темнота. Немного кружится голова.

Вновь послышались чьи-то шаги, и распахнулась дверь в соседнюю темницу.

— А ее бросьте в восьмую, — сказал стражник.

Дверь в камеру Аристы открылась, и в ослепительном свете факела, который держал в руке стражник, она с трудом разглядела знакомое лицо. Это была леди Амилия.

— Восьмая занята, — крикнул стражник кому-то в коридоре.

— Восьмая завтра освободится. Посидят одну ночь вдвоем, ничего страшного.

Стражник втолкнул новую узницу в камеру Аристы, захлопнул дверь, и помещение мгновенно погрузилось в темноту.

— Храни меня Новрон! — вскричала Амилия.

Ариста почувствовала, что помощница императрицы опускается рядом с ней на колени и гладит по голове.

— О, Марибор! — воскликнула Амилия. — Элла, бедняжка, что они с тобой сделали?

— Амилия, это вы? — послышался голос мужчины.

— Да, это я, сэр Бректон!

— Но как вы сюда попали? — спросил рыцарь.

— Они хотели, чтобы я заставила Модину обвинить вас в измене. Я отказалась.

— Значит, императрица ничего не знает? И мы здесь не по ее воле?

— Конечно, нет. Модина никогда бы на такое не согласилась. Это все дело рук Сальдура и Этельреда. О, бедняжка Элла, ты такая худая и больная. Мне так жаль.

Ариста почувствовала пальцы Амилии на своей щеке и вдруг вспомнила, что уже давно не слышала голоса Адриана.

— Адриан, ты меня слышишь? — спросила она, но так и не дождалась ответа.

— Адриан, — испуганно вскрикнула Ариста.

— Элла, то есть Ариста, успокойся, — сказала Амилия.

У Аристы сжалось сердце, когда она поняла, как важно для нее слышать его голос, знать, что он все еще жив.

— Адриан…

— Я здесь, — отозвался он, но голос был слабым и усталым.

— Ты в порядке? — спросила Ариста.

— В основном, но я иногда проваливаюсь в дремоту.

— Кровотечение прекратилось? — спросил сэр Бректон.

— Думаю, да.

Ночь уже вступала в свои права, но за окном Модины по-прежнему раздавались гневные крики толпы. Перед дворцом собрались сотни, возможно, тысячи людей. Голоса купцов, фермеров, матросов, мясников и строительных рабочих, казалось, слились в один протяжный вой. Они изо всех сил стучали в ворота. Модина заметила также, что некоторое время назад над каменными стенами начал подниматься дым. В опустившейся на город тьме мерцали костры и факелы.

«Что там горит? — терялась в догадках она. — Чучела регентов? Сами ворота? Или огонь развели, чтобы приготовить ужин?»

Модина сидела у открытого окна в полной темноте и вслушивалась в крики, которые приносил издалека холодный ветер.

Неожиданно дверь в ее спальню распахнулась, но она даже не повернула головы, поскольку знала, кто пришел.

Это был регент Сальдур, за ним следовал Нимбус.

— Вставай, маленькая идиотка! — крикнул регент. — Ты должна произнести речь, чтобы успокоить народ.

Он торопливо вбежал в спальню, однако тут же повернулся к Нимбусу и протянул ему пергамент, который держал в руке.

— Возьми это и заставь ее прочитать.

Нимбус медленно приблизился к регенту и поклонился:

— Ваше сиятельство, я…

— У нас нет времени на глупости! — взорвался Сальдур. — Заставь ее это прочитать, больше от тебя ничего не требуется.

Пока Нимбус торопливо зажигал свечу, регент с видом крайнего нетерпения расхаживал по комнате взад и вперед.

— Нимбус, почему у двери нет стражи? — недовольно спросил Сальдур. — Ты можешь себе представить, что произойдет, если кто-то уведет ее отсюда? Пусть солдаты встанут на часах у дверей спальни сразу после того, как мы уйдем, или я найду кого-нибудь другого на смену Амилии.

— Да, ваше сиятельство.

Нимбус поднял свечу на уровень плеч и оробевшим голосом произнес, обращаясь к Модине:

— Их сиятельство почтительно просит вас прочитать это…

— Проклятие! — Сальдур выхватил пергамент у Нимбуса и так близко поднес его к лицу Модины, что она ничего не смогла бы прочитать, даже если бы умела. — Читай!

Модина не шелохнулась.

— С Амилией ты разговаривала более чем охотно. С ней ты болтала не переставая. Ты даже посмела мне перечить, когда я хотел ее наказать за то, что разрешала тебе играть с тем проклятым псом. Слушай меня внимательно, маленькая императрица. Или ты сейчас громко прочитаешь слово в слово то, что здесь написано, или завтра утром твоя малышка Амилия будет казнена вместе с остальными преступниками. И не думай, что я не сдержу слова. Я уже отправил ее в темницу.

Модина не двинулась с места. Сальдур ударил ее по лицу. Она пошатнулась, но не издала ни звука, даже руки не подняла, чтобы защититься. Из разбитой губы начала капать кровь.

— Ах ты, безумная маленькая сука! — крикнул Сальдур и ударил ее еще раз.

Но Модина и на этот раз не выказала ни страха, ни боли.

— Я даже не уверен, слышит ли она, ваше сиятельство, — сказал Нимбус. — Ее величество иногда впадает в транс от избытка чувств.