Что, собственно, здесь изучать, спрашивал себя Эскаргот, ковыряясь ножом в куче маленьких трубочек, мешочков, пузырей и противного вязкого месива. Человек вроде него, решивший зарабатывать на хлеб торговлей океанскими тайнами, должен иметь хотя бы поверхностное представление о существах, которыми намерен торговать, и, конечно же, ему следует преодолеть брезгливость. Эскаргот подозрительно присмотрелся к требухе, заметив внутри одного из рыбьих органов, случайно проткнутого ножом, красные шарики, подозрительно похожие на шарики, украденные у него дядюшкой Хелстромом. Он распорол штуковину и обнаружил внутри пару дюжин шариков, которые размером, цветом и формой настолько походили на агатовые, что он на миг усомнился в правдивости рассказов Эплбая о застывшей крови великанов. Неужели он купил у бродячего торговца мешочек умело законсервированной рыбьей икры?

Конечно, это казалось маловероятным. И зачем было капитану Эплбаю лгать? На дне реки действительно лежал великан, верно? К тому же Эскаргот видел разевающийся рот в горе – и Богги тоже видел. Это лишь совпадение, вот что, причем не особо значительное. Вероятно, в огромном мире найдется дюжина вещей, похожих на агатовые шарики, в том числе и настоящие шарики. Эскаргот сгреб с доски потроха, внезапно решив, что узнал о рыбьих внутренностях достаточно, чтобы пройти через самые суровые испытания, сопряженные с торговлей морепродуктами, и направился к люку с намерением выбросить все в реку. Однако на полпути он по непонятной причине передумал и прошел в библиотеку. Он снял с полки банку с глазом неизвестной рыбы, самой маленькой в мире после желейной, и высыпал туда икринки. Глаз плавал в банке в свое удовольствие черт знает сколько времени; Эскаргот может какое-то время подержать там икринки, просто на всякий случай.

Получасом позже, одетый в темные штаны, рубашку и куртку, Эскаргот крался через густую дубовую рощу, которая длинной полосой поднималась от реки по склону холма и тянулась вдоль широкого луга. Он не знал, есть ли кто на лугу или нет, но кто-то да должен был находиться поблизости – во всяком случае, эльфы, поскольку они явно покинули «Зарю Норы». Эскаргота слегка тревожила мысль о тролле, которого он видел утром. Дважды он натыкался на россыпи камней – судя по всему, агатовых, – изгрызенных, обглоданных и отброшенных в сторону. Он подобрал один такой обломок, желая получше рассмотреть длинные следы зубов на нем, но камень дурно пах, и Эскаргот отшвырнул его в тень и поспешил дальше.

Он не хотел, чтобы его увидел кто-нибудь, кроме Леты. Он считал, что если гном никак не может осуществить свои замыслы без девушки, тогда лучший способ расстроить его планы – это похитить ее. Эскаргот решил наплевать на шарики – пускай они остаются у гнома. И желание дернуть дядюшку Хелстрома за нос постепенно остыло, уступив место горячему желанию отделаться от гнома раз и навсегда.

Последние облака рассеялись. Подгоняемые осенним ветром, холодным и свежим, они уплыли прочь, спеша заняться более важными делами. Эскаргот с удовольствием надел бы свитер под куртку, ибо ветер, хотя и несколько стихавший среди густых деревьев, все же задувал за воротник и в рукава, заставляя его с особо острым сожалением и страхом вспоминать дом в Дикой Лощине, в котором мужчина сидел у камина, читая книгу и потягивая эль.

С дубов осыпались листья и кружились на ветру, то опускаясь почти до самой земли, то вновь взмывая ввысь и проносясь мимо Эскаргота, в то время как ветер непрерывно трепал полы куртки, словно спутав ее с листом. Перешагнув через кучу валежника, он присел на корточки, обхватив себя руками, и напряженно всмотрелся вперед в попытке увидеть, где кончается лес и начинается луг.

Внезапно ему показалось, что вокруг него бушует своего рода буря. Тысячи листьев проносились мимо, чертя в воздухе немыслимые зигзаги, падая и взлетая, зависая на месте и кувыркаясь на лету, словно всем им, как и Эскарготу, не терпелось поскорее добраться до луга. Один лист выплыл у него из-за головы и, приблизившись к носу, вдруг затрепетал и метнулся прочь. Эскаргот вздрогнул и невольно вскрикнул, прикрывая голову руками и падая ничком в траву. На листе он увидел человечка-невеличку в черной шляпе и лохмотьях, с длинной бородой и горящими глазами пророка, который прокричал несколько неразборчивых слов, когда ветер подхватил лист и унес прочь.

Эскаргот с облегчением увидел, что человечки-невелички сидят не на всех листьях, а примерно на каждом десятом. И все же сотни, возможно тысячи, крохотных существ кружили в воздухе, сидя на листьях по одному, а иногда по двое. Он услышал пение в шуме ветра – высокие тонкие звуки, похожие на посвистывание спящей собаки, которая на самом деле и не спит вовсе. Эскаргот сидел на корточках под деревом, глядя на проплывающую мимо флотилию. Он не имел желания связываться с человечками-невеличками, которым могло взбрести в голову наброситься на него со своими кирками. И конечно же, он не хотел причинить вред ни одному из крохотных созданий. Он подождет, через минуту они уже скроются из виду, сказал он себе, начав вытаскивать из кармана трубку и кисет, но потом передумал и положил все обратно. Листопад пошел на убыль, и Эскаргот увидел, как последний вихрь листьев исчезает за деревьями. Листья продолжали кружиться в воздухе, но теперь они плавно опускались на землю, как положено благоразумным листьям, и на них никто не сидел.

На лес снизошла тишина, нарушаемая лишь отдаленным жужжанием пчел. Эскаргот продолжил путь, направившись следом за человечками-невеличками. Через десять минут он стоял на краю луга, густо поросшего клевером и лилиями и усыпанного красно-коричневыми дубовыми листьями, и смотрел вдаль. Через луг бежал ручей, который переплескивался через крутые каменные берега и сворачивал к лесу далеко позади Эскаргота. За лугом, теряясь в туманной выси, вздымались горы, очертания которых сгладились под воздействием времени и дождей, – горы, казалось, испещренные пещерами. Было легко представить, что одна гора является поднятым коленом упавшего великана, а другая – запрокинутым черепом, наполовину погруженным в землю и смотрящим черными пещерами-глазницами в сторону леса.

Эскаргот стоял там, не зная толком, что делать. У него было такое ощущение, что некое приключение вот-вот свалится ему на голову и надо только терпеливо ждать, приготовившись к встрече с ним. Он снова слышал – или воображал, будто слышит, – глубоко под землей стук огромного сердца и ровное дыхание спящего великана, сотен спящих великанов, дышащих в такт в своем каменном сне, навеянном колдовскими чарами. Конечно, вполне возможно, то был просто ветер, шелестящий листьями дубов.

Несколько долгих минут Эскаргот стоял так в напряженном ожидании и наконец был вознагражден за терпение видом полудюжины эльфов, которые внезапно появились на лугу в двухстах ярдах от него, словно выйдя из речки. Он улыбнулся, услышав плачущий голос, скорее всего принадлежавший Богги, а потом другой голос, страшно раздраженный, который приказал последнему заткнуться.

Эльфы взобрались на скалистую возвышенность, и одного из них – жалобно причитающего Богги – подняли и посадили на сухое корявое дерево, простиравшее две голые ветви над журчащим потоком. Богги закричал, сорвал с головы шляпу и принялся бешено размахивать ею, стоя на ветке и свистя, а потом с воплем свалился с дерева в ручей. Эльфы побежали вдоль ручья, время от времени бросаясь в воду в попытке спасти товарища, но всякий раз выскакивая обратно и опять пускаясь по берегу, словно Богги уносило течением.