– Олег Васильевич! Вставайте, милейший! Скоро стемнеет. Пора подниматься, – тормошил его Левковский.

– Я не сплю! Я сейчас «духа» замочу и встану… – сквозь сон пробормотал Уваров.

– Какого «духа» и зачем его «мочить»? – не понял Левковский. – В горах ведь все духи бестелесные?

– Это так наши в Афганистане душманов, бандитов местных, называли, – пояснил проснувшийся Максим. – Олегу Васильевичу, наверное, снова война снится, как и моему бате. Они в Афганистане вместе воевали. А «мочить» – значит, убить.

– Ну и словечки у вас, молодой человек. До чего русский язык исковеркали! – возмутился Левковский. – Простому человеку и не понять. Ладно, пускай эти двое спят. А мы с вами поднимемся наверх, если, конечно, не возражаете?

– Да нет. Я не возражаю. Тут осталось-то всего ничего, метров двести, – согласился Максим.

– На этот раз я пойду первым, – заявил профессор. – И не спорьте со мной. Здесь много снега, и неизвестно, какой он толщины. Если я провалюсь, вам будет легче вытащить меня, чем мне вас. Берите веревку подлиннее. Если увидите, что не можете меня вытащить, режьте ее. Нож у вас есть, я надеюсь?

– Нож есть. – Максим показал подаренный ему Григоровым немецкий штык-нож, найденный в бронетранспортере. – Но я вас не брошу. Вы легкий, и я вас все равно вытащу. Сил у меня хватит.

– Вот спасибо, утешили! Ну вперед, к вершине!

На вершину забрались без приключений. Снег от холода и ветра превратился в лед, поэтому и не проваливался.

– Да, как я и предполагал, единственный выход – та седловина между вершинами, – констатировал Левковский.

Макс не спорил, тем более другого выхода он тоже не видел. Когда стали спускаться в промежуточный лагерь, стемнело. Левковский, идя вслед за Максимом, вдруг остановился и повернулся в сторону юга. Максим почувствовал, как натянулась связка, тоже остановился, испугавшись за профессора. Но тот стоял неподвижно, завороженно глядя в звездное небо.

– Что случилось, Павел Иванович? Почему не спускаетесь?

– Вот он, Максим! Вот он, Южный Крест! – радостно воскликнул профессор.

– Что это значит для нас?

– Это значит, что мы все же в Южном полушарии! Я был прав! На севере нет Полярной звезды! Ее отсюда не видно!

– А на сколько градусов южнее экватора, профессор?

– Сейчас, сейчас! Дайте я определю, – всматриваясь в горизонт и выставив вперед руку, скороговоркой ответил Левковский. – Градусов восемь – десять южной широты.

– А сколько в одном градусе километров? А то я давно в школе учился, уже малость подзабыл, – смущенно спросил Максим. Ему было немного стыдно, что он не помнит такие элементарные вещи.

– Один градус широты на экваторе равен ста одиннадцати километрам, – проговорил Левковский, затем продолжил себе под нос: – Теперь я смогу точнее определить наше местонахождение по карте.

– Давайте быстрее, профессор, а то как бы мимо наших не проскочить в такой темноте…

В это время снизу засветился фонарик и донесся голос Уварова:

– Максим! Профессор! Где вы? Отзовитесь!

– Мы здесь, Олег Васильевич! Уже спускаемся! – крикнул Макс, сигналя фонарем.

Спустившись в расщелину, Максим и Левковский получили нагоняй от Уварова.

– Почему без разрешения совершили подъем? Без подстраховки! И нас оставили спать! А если лавина или провалились бы в расщелину? Мы бы все могли погибнуть! Ладно Макс, пацан еще, жизни толком не знает! Но вы, Павел Иванович, – пожилой человек, убеленный сединами, прошедший огонь и воду, профессор, а действуете, как мальчишка какой-то! Стыдно должно быть!

Левковский и Максим стояли перед Уваровым, как два нашкодивших сорванца, с покрасневшими лицами и опущенными головами, всем своим видом показывая, что вину свою осознают, каются в содеянном и даже не попытаются оправдаться. Если Максу, по молодости, это было простительно, то профессор в своем почтенном возрасте выглядел действительно смешно.

После гневного выступления Олега настала тяжелая минута тишины. Чтобы как-то разрядить обстановку, Долматов поинтересовался:

– Павел Иванович! А что вы хоть там увидели? Стоит нам с товарищем подполковником туда подниматься?

Отвлекшись от невеселых дум, Левковский приободрился:

– Все, что хотел, то и увидел! Я думаю, вам нет необходимости делать новое восхождение.

– Так что именно увидели? – примирительно спросил Уваров.

– Как мы с вами и предполагали, единственный способ спуститься с плато – это перейти седловину между теми вершинами, что видели днем, и спуститься на другое плато, которое расположено гораздо ниже нашего. Спустимся туда, а там уже решим на месте, куда дальше идти, – спокойно пояснил Левковский. – Но это не главное! Главное, что я увидел Южный Крест! Теперь я могу более точно сказать, где мы с вами находимся.

– То, что в Южной Америке, мы уже знаем. Вы что, определили широту?

– Вот именно! Это восемь или десять градусов южной широты. Завтра по карте из моего атласа я вам точнее покажу эти места.

– Хорошо хоть, с этим разобрались. А теперь давайте спать. На дворе ночь, мороз. Всем в палатку и на боковую, – распорядился Уваров.

Действительно, стоять на ветру в темную и холодную ночь было не очень приятно. Быстро выполнив команду, члены разведгруппы поплотнее прижались друг к дружке для сохранения тепла и погрузились в сон.

Николаю не спалось. Он ворочался с боку на бок и не мог заснуть, хотя за день потрудился изрядно. Болели спина, руки и ноги. «Как там Макс? Все ли у них нормально? – переживал отец. Хотя знал, что все в порядке. Уваров выходил вечером на связь, успокоил, но отцовское сердце не находило себе места. – Если бы я был сам по себе, как Олег, меньше бы дергался, а так… Макс такой же, как и я, рисковый парень. Всякое может быть, – думал Антоненко-старший. – Хотя Олегу тоже не позавидуешь, дома у него остались жена и дочь». Как-то раз, во время одной из последних встреч, Олег, подвыпив лишнего, разоткровенничался. Как с другом, поделился с Николаем своей душевной болью. Оказалось, что и у него в личной жизни не все в порядке. С женой несколько раз то расходился, то сходился. Все эти «метания» родителей очень болезненно воспринимались дочерью Олега, отчего она часто болела. Вроде бы перед поездкой в Киев в семье Уварова все снова наладилось. Жена даже перезванивала ему на мобильник и передавала привет от дочери. И вот на тебе! Занесло их к черту на кулички! Вся жизнь насмарку, начинай сначала, но ведь года-то уже не те! Им с Олегом не по девятнадцать лет, как Максу.

Антоненко вспомнил прошедший день, сколько было сделано.

С самого утра к лагерю пришли человек сорок солдат и казаков, правда, без лошадей. Приехали на нескольких подводах. Посовещались с офицерами и послали их прокладывать дорогу от берега озера. Красноармейцы и пограничники подходили к белогвардейцам с интересом, но и с некоторой настороженностью. У всех была еще свежа в памяти Гражданская война и недавняя перестрелка. Такое же отношение было и с другой стороны. Но совместная тяжелая физическая работа сближает людей независимо от их политических взглядов, тем более что цель одна – выжить в чужом мире. Понемногу начали знакомиться, искали земляков. Первым, кто встретил своих терцев, оказался старший сержант Левченко, про которого казаки уже были наслышаны, и им не терпелось увидеть земляка через двадцать лет. Те, кто постарше, удивлялись, как он стал похож на своего отца. Каждый старался разузнать у него судьбу своих родственников и близких. Невеселый рассказ о тяжелой доле родных им людей взволновал казаков. Некоторые горячие головы готовы были кинуться в бой на большевиков. Но это продолжалось недолго. Всех остудили проводимые саперами взрывы. Осознание того, что дороги назад уже не будет и надо жить в новой реальности, привело их в чувство и заставило смириться с болью утраты.