Но вот однажды мы получили от венгра поистине сенсационное сообщение, в котором он утверждал, что ему удалось установить радиосвязь с Лондоном. Это показалось мне особенно подозрительным: я полагал, что его корреспондентом мог быть только сотрудник британской секретной службы, намеревавшийся передавать нам дезинформацию. Наш венгр мог оказаться либо им одураченным, либо быть с ним заодно. Шелленберг, однако, с моим мнением не согласился. Он хотел получить как можно больше информации по открывающейся линии связи, а уж потом подвергнуть ее перепроверке имевшимися еще у нас средствами. Поскольку я за всю войну не имел никакого отношения к разведывательной деятельности против Великобритании и Соединенных Штатов, то не мог судить о качестве лондонской информации. Поэтому попросил англо-американский отдел нашего управления подготовить такие вопросы венгерскому агенту, ответы на которые могли бы позволить сделать заключение о подлинности представленных сведений. Такие вопросы, которых набралось с десяток, были переданы через промежуточную станцию этому офицеру, поскольку из-за небольшой мощности своей рации он не мог выходить непосредственно на центральную радиостанцию (на промежуточной рации работал также венгр).

Переданные им ответы вполне удовлетворили наших экспертов и Шелленберга. На вопрос, какими мотивами руководствовался английский гражданин в конце 1944 года, представляя информацию немцам, в результате чего рисковал своей головой, было сказано, что у того были якобы причины личного характера, вызвавшие ненависть ко всему английскому. Такое объяснение показалось мне странным, напомнив историю с Цицероном. На вопрос же, не является ли этот лондонец ирландцем, что могло бы в какой-то степени объяснить его ненависть к англичанам, пришел ответ, что более подробные данные о нем из соображений безопасности передаче не подлежат, так как не исключена возможность прослушивания наших переговоров англичанами. Что-либо возразить на это объяснение было трудно.

Кальтенбруннер и Шелленберг воспользовались этой линией радиосвязи, в установлении которой никакой их заслуги не было, чтобы как-то восстановить пошатнувшееся реноме внешней разведки в глазах Гитлера. Фюрер с удовольствием знакомился с информацией из Лондона, обращая особое внимание на военную часть сообщений. Он приказал Кальтенбруннеру, чтобы ненавистник англичан, находившийся в столице Великобритании, сконцентрировал свое внимание на вопросе, который в то время в особенности его интересовал — на эффективности применения немцами Фау-2[73]. «Алоис» — такой псевдоним был присвоен лондонскому агенту — должен был фиксировать и затем докладывать результаты ударов ракет. Вместе с постановкой задачи ему было сообщено, что после окончания войны он будет награжден рыцарским крестом за свою опасную деятельность и получит необходимую финансовую поддержку от правительства рейха. К тому времени такое обещание носило уже анахронический характер, но тем не менее было агенту передано. В ответ мы получили благодарственное послание, которое заставило меня предположить, что британская секретная служба решила над нами подшутить.

И вот мы стали получать от Алоиса сообщения о результатах обстрела города ракетами Фау-2. Политическая информация, более интересная и важная, отошла на второй план. Тем не менее мы получали время от времени сведения, не подлежавшие разглашению, — в частности, выдержки из выступлений и дебатов на закрытых заседаниях палаты общин. Оценить эти данные в то время было чрезвычайно трудно, не представлялось и возможности перепроверки результатов бомбардировки Лондона нашими ракетами. Особоуполномоченный по ракетному оружию генерал СС Каммлер был, однако, доволен сообщениями, выражая тем самым уверенность в надежности нашего агента. По распоряжению Гитлера, поступавшие из Лондона донесения мы тут же передавали по радио Каммлеру. Тот сопоставлял данные Алоиса по времени и месту с данными запуска ракет, из чего делал вывод о достоверности переданных результатов. Таково было его мнение, о котором я услышал от него самого при нашей встрече в феврале 1945 года в Зальцбурге. Контакт с агентом поддерживался до самого конца войны. Задачи, которые ставил перед ним Каммлер, он, казалось, выполнял безукоризненно.

Сомнения мои тем не менее так и не были рассеяны, оставшись и после краха Германии. Ныне, по прошествии десяти лет, я так и не могу сделать окончательный вывод. Может быть позже, когда будут опубликованы протоколы закрытых заседаний палаты общин и выступления Черчилля и других парламентариев станут достоянием общественности, предоставится возможность проверки представлявшихся в свое время материалов. Думаю, что наши сотрудники, читавшие тогда сообщения Алоиса об этих заседаниях, сохранят в своей памяти их содержание и смогут сделать вывод, водил ли он нас за нос или нет. Появившиеся мемориальная литература и различные публикации не содержат необходимой конкретики, но и не подвергают сомнению достоверность донесений Алоиса.

Если Алоис был в действительности все же сотрудником британской секретной службы, то он может быть доволен, что в свое время значительно дезориентировал применение нами ракет Фау-2, так как целеуказания для них в основном давались на основании его сообщений. Об усилиях британской секретной службы в конце 1944 — начале 1945 годов по дезориентации немецкого командования в использовании Фау-2 свидетельствует пример агента абвера Эдди Чепмена, донесения которого об ущербе от ударов ракет по Лондону также шли к Каммлеру. Как ни странно, его сообщениям он почему-то не верил.

После окончания акции с ракетами в связи с потерей немцами районов, в которых находились пусковые установки Фау-2, Алоис возвратился к представлению информации политического характера. Наш радиоцентр находился в то время уже в Штай-ерлинге, небольшом городке у подножия Мертвых гор, в Верхней Австрии. Туда же был передислоцирован англо-американский отдел нашего управления, поскольку других источников информации у него уже практически не было. Алоис же постоянно выходил на связь со своими донесениями, что в последние недели, предшествовавшие краху Германии, производило впечатление нереальности и призрачности. В конце концов мы не могли даже передавать его сообщения соответствующим инстанциям. Кальтенбруннер перестал интересоваться ими вообще, но Шелленберг, ведший в то время переговоры с графом Бернадоттом[74], придавал любой информации из Лондона большое значение. Однако даже и с ним мы не могли целыми днями связаться, так как он находился в районе Фленсбурга, где гросс-адмирал Дё-ниц создал свое правительство. 8 мая, когда американские войска находились уже у входа в долину Кремсталь, что вела к Штайерлингу, наш радист по указанию моего адъютанта (сам я бывал там в последние недели лишь наездами) передал английскому агенту последнюю прощальную радиограмму. В тот же день он подтвердил ее прием и с тех пор исчез, как бы растворясь в неизвестности.