Потом Овчинников развелся с Ингой, что тоже повлияло на их отношения. Но еще больше – странная история в «Кубани». Думаю, если Сергей Иванович хотел видеть Евсея в команде, он бы там оказался. Надо было ему с руководством клуба настойчивее себя вести. Раз не повел – значит, не очень-то и хотел.

Но Евсей не понял Босса не поэтому, а чисто по-человечески. Есть какие-то принципы взаимоотношений между людьми, которые столько лет вместе играли. Ну, не получилось по тем или иным причинам взять в команду – позвони и скажи об этом сам. Но не было ничего. Я этого тогда не понял и за Вадика обиделся: он подобного отношения ничем не заслужил.

Однажды они столкнулись в Минске, в ресторане гостиницы «Волна» на проспекте Победителей. Съели по пирожному, попили кофе. Сделали вид, что все нормально. И разъехались.

* * *

Весной 2005-го, после ничьей в гостях с Эстонией, из сборной уволили Ярцева. К тому же и президент РФС поменялся – Колоскова заставили уйти, а пришел на его место Виталий Мутко.

И тут же пригласил в сборную Семина. Причем с невозможностью совмещать посты в клубе и сборной.

Неожиданностью для нас это, пожалуй, не стало. Мутко проявил очень большую настойчивость. К тому же мы знали, что Юрий Палыч всегда хотел поработать в национальной команде. Не то чтобы он нам об этом говорил – но это и так понятно было. Такой шанс чаще всего раз в жизни дается.

Какого-то безумного драматизма из-за ухода Семина в сборную мы, игроки «Локомотива», пожалуй что, не испытали. Потому что вместо него главным тренером Филатов назначил Владимира Эштрекова, которого мы знали так же хорошо, как Палыча, и относились к нему соответственно. Не зная еще, что в роли главного он несколько изменится…

Ну и приятно было за Палыча, что именно ему сборную доверили. Я ждал с нетерпением возможности поработать с ним на новом уровне.

Сборная – это все-таки что-то особенное, и в Кардиффе я это прочувствовал на себе…

После Уэльса узнавать, конечно, стали больше. Причем люди, от которых этого совсем не ждешь. Как-то захожу в супермаркет, так какой-то чудак, проходивший мимо, вдруг внимательно смотрит на меня, а потом от души бьет по спине: «Молодец!» И дальше идет. Я сначала удивился сильно: вообще не понял, что он имел в виду. Хорошо, отвечать на удар по спине не стал – а то не так просто было понять, что это была похвала…

А некоторые не узнавали. В частности, работники ГАИ. Через месяц после Уэльса возвращался домой около полуночи со съемок «Голубого огонька». Пел вместе с Катей Лель, а также Гусевым, Радимовым, Семшовым и Мостовым. Помню только, что мне из всех футболистов самый большой текст достался – семь строк. Пока ехал на запись – выучил. Два раза туда ездили: сначала песню записывали, а через три дня – видеоряд. За один раз не управились бы.

Так вот, еду после съемок – и останавливают: «Дышите в трубку». Отлично знаю, что не пил, спокойно дышу – и вдруг мне говорят: «Ты пьян». Даже не на «вы», а на «ты» – хоть на брудершафт вроде не пили. На имя мое не отреагировали. По-моему, оно им ничего не говорило.

Не знаю уж, что за трубку мне дали – какую-то проспиртованную, что ли? Но я не слишком забивал себе этим голову – у нас в клубе имелся человек, который отвечал за помощь игрокам в таких ситуациях. Да и в каждом уважающем себя клубе такие люди были.

Еще тем летом угораздило обогнать начальника ДПС. Он позвонил на пост – и все, права отняли без разговоров. Автографов не просили. А ведь доводилось в разных ситуациях расписываться и на паспорте, и на военном билете, и даже на деньгах. Правда, не на долларах или евро, а на рублях.

Да, но вернусь к уходу Семина в сборную. Мог ли он совмещать? Когда я через несколько месяцев после этого разговаривал с Филатовым, то затронул эту тему. И Николаич сказал, что, если бы Семин настоял, то мог бы тренировать и сборную, и клуб. Так ли это – не знаю, но, по крайней мере, у президента клуба сложилось такое мнение.

Как показала практика, Палыч сделал ошибку. Не только в плане результата – на чемпионат мира мы так и не вышли, хотя он не проиграл ни единого матча и потерял только раз «свои» очки – сыграв вничью в Латвии. Но и в плане того, что в «Локомотив» он вернуться уже не смог. Если бы он остался в клубе, какие бы у них ни были шероховатости с Филатовым, никто бы никуда Семина не выгнал.

Мне жалко было, что я не мог помочь Палычу в решающей игре сборной в Словакии. Травмирован был – да так, что ни на каких морально-волевых не сыграешь.

В матче с «Динамо» в Петровском парке мениск из ноги вылетел – и нога не сгибалась. А я его беру и обратно засовываю. И, как и в 2001-м при «крестах», говорю доктору: «Давай, перематывай ногу». Замен уже не было, и оставшиеся пятнадцать минут так и играл.

Нет, не думаю, что если бы на поле больше не вышел, к сборной бы оклемался. Но подвиги такие, которые твоему здоровью вред наносят, лучше не делать. Только если уж в самой критической для команды ситуации. Как в знаменитой истории на Олимпиаде 1956 года, когда Николай Тищенко со сломанной ключицей на поле остался, стоял впереди для количества – а в итоге решающую голевую передачу сделал. Кстати, я так же, в нападении, в том матче с «Динамо» и остался. Но как было 0:0, так и закончилось.

Сборную в итоге смотрел по телевизору – нам надо было выигрывать, но 0:0 и ни единого шанса. Чудо Палычу не удалось.

Честно говоря, ждал, что после этого в межсезонье Семин вернется в «Локомотив». Но там его, как оказалось, уже не ждали. И он ушел в московское «Динамо».

* * *

Я даже жене Филатова потом говорил: «Если бы Николаич с Семиным не разругались, все в «Локомотиве» до сих пор было бы хорошо». Они и сами оба теперь это признают. Когда мы с Филом в хоккей играли, он тоже с этим согласился. То ли славу делить начали, то ли деньги – не знаю.

Об их ссоре мы по каким-то косвенным признакам, может быть, и догадывались, но напрямую ничего не знали. На людях они никогда ничего не показывали. У них на первом месте стояли профессиональные отношения, а не личные. И Семин всегда ставил на игру того, кто сильнее, а не у кого выше зарплата. Моя история с Обрадовичем – одно из многочисленных тому доказательств…

И от Филатова тогда я ни разу не слышал, как надо в футбол играть. Хотя он, в отличие от некоторых других руководителей разных полов, играл в «Торпедо» и был чемпионом СССР. Правда, уже при Эштрекове Валерий Николаевич стал позволять себе делать звонки, советовать, кого на замену выпустить. Было такое дело.

У Хазраилыча на скамейке рядом всегда лежал телефон, и он сам во время игр порой с кем-то разговаривал – не знаю уж, с Филатовым или с кем-то еще, но, скорее всего, с ним. При Семине такого не бывало никогда.

Но тут я Филатова понимаю. К Эштрекову, когда он стал главным тренером, у ребят отношение полностью изменилось. Один эпизод долго стоял у меня перед глазами. Выиграли мы один из первых матчей после ухода Семина в сборную. Сидим в раздевалке, Филатов еще не пришел.