И Варяг стал рассказывать, не утаив от удивительного старика ничего из событий последнего полугода — о его неожиданном аресте в Америке и заключении в американскую тюрьму, о приезде в Сан-Франциско Нестеренко, о перелете в «Шереметьево», о побеге, о гибели Вики… Все, вплоть до страшного марш-броска под землей и лесной схватки с рысью и о неожиданной встрече в охотничьем домике с тремя незадачливыми бродягами…

Варяг, рассказывая, будто со стороны смотрел на все, что с ним произошло, и только теперь осознал, как нужно было ему выговориться, чтобы понять, где, на каком свете он находится, попытаться угадать, куда теперь поведет его сумасшедшая судьба. Он вдруг впервые по-настоящему ощутил, что остался совсем один, что все, кого он любил, либо мертвы, либо находятся неизвестно где. И понял, что с этого самого момента жизнь его начинается сначала, с нуля, как это было уже не раз.

Закончив, он, сам потрясенный собственным рассказом, умолк. Дед тоже хранил молчание, и Елена, боясь пошевелиться, ждала, пока слезы, давно катящиеся по ее щекам, сами высохнут.

Стараясь разрядить возникшее напряжение, Потап кашлянул и спросил:

— Да так скажи мне, любезный, что же вообще происходит и кто же теперь, без Егора, направлять нас будет?

Варяг нахмурился.

— Происходит что — понятно, отец. Все, как всегда в России, — вокруг трона кутерьма. Стоит царю-батюшке, хозяину кремлевскому, захворать, как уже придворная челядь бросается строить далеко идущие планы и перекраивать страну по своей прихоти. Мы же с тобой, отец, Карамзина читали…

— Но ведь нынешний-то кремлевский… вроде здоров! — неуверенно вставил Потап. Варяг усмехнулся.

— Да у него семь пятниц не неделе! Сегодня бодрячок, завтра — при смерти. Вот они и суетятся. Словом, с прошлой осени большой шмон по России прокатился. Всех наших людей решили повязать, перевербовать, а самых непокорных — угрохать. Помнишь, отец, путч девяносто третьего? Вот тогда уже начали подкоп вести. А в прошлом году продолжили. Потому и меня сгноить решили в этой глуши, и подельников моих, и Егора Сергеевича… — Варяг осекся и взглянул на Елену. Она молча смотрела на него, в уголках рта пролегай две скорбные складочки. Она словно все понимала, хотя Варяг намеренно говорил околичностями, которые, как ему казалось, были понятны одному лишь Потапу. — За то и Егора Сергеевича убили, суки! Да поторопились они, соколики, нас хоронить. Все враз обратно поверну. Без Егора Сергеевича, конечно, трудно придется. Это факт. Мне бы сейчас в общей ситуации разобраться. Я еще пока не в курсе всех дел. Вот вернусь — там видно будет. Вернуться мне сейчас надо. И чем скорее — тем лучше. А то есть у меня в Питере один должничок, парень дюже нетерпеливый, — рассчитаться с ним требуется. Время не ждет! Послушай, отец Потап, поможешь мне снарядиться в обратный путь, а?

Потап закряхтел.

— Спрашиваешь напрасно. Неужели и так не ясно? Конечно, помогу.

Утром Потапа дома не оказалось. Он сам запряг лошадь и уехал в сторону райцентра. Варяг не знал, что и думать. С одной стороны, Потап был близким другом Нестеренко, и трудно было предположить, что он может чем-то навредить Варягу. С другой стороны. Варяг совсем не знал старика, кроме того — тот был священником, и кто знает, зачем ему вдруг так срочно понадобилось в райцентр. На мгновение усомнившись. Варяг даже подумал о том, чтобы сбежать, пока не поздно. Но все-таки остался, решив довериться судьбе, которая до сих пор заботливо оберегала его.

Днем он помогал Елене по хозяйству, они много разговаривали, а ночью она снова пришла к нему и снова заставила его забыть обо всем на свете.

Елена сразу поняла, что больной, которого они с дедом нашли в лесу, — беглый заключенный. Но страха к нему она почему-то не испытывала, может, потому, что он был слабый и беспомощный. А может, потому, что он как-то сразу пробудил в ней давно уснувший женский инстинкт — желание, похоть. Он был красив, обаятелен, но главное — представлялся ей квинтэссенцией мужской силы и упрямой воли. Это в нем ей и нравилось. И странное дело: как только она в первый раз увидела его сильное голое тело — мускулистую грудь с голубой наколкой, бицепсы на руках, подтянутый живот с курчавым лесом в паху, из которого дерзко виднелся мощный ствол, — ею сразу овладела неодолимая страсть.

Она давно уже не была с мужчиной. Очень давно. И в первую ночь, проведенную с Владиславом, боялась собственной робости, стыда, предчувствия боли. Но все случилось так естественно, нежно, романтично даже, что она окончательно растаяла.

И в эту ночь, впервые оставшись в доме вдвоем с Владиславом, без Потапа, Елена совсем осмелела. Придя к нему в постель и улегшись рядом с ним, она ощутила прилив возбуждения. Владислав обнял ее сзади, сильно прижав к себе. Его ладони легли на соски ее высоких грудей. Она с содроганием и волнением ощутила, как больно уперся ей в зад крепкий длинный член…

Владик поначалу трогал Елену с осторожностью, словно боялся причинить ей боль. Потом раздвинул створки влагалища и мягко ввел пальцы в горячий влажный колодец.

— Нравится? — прошептал Владислав.

— Да-а, — едва слышно ответила Елена, морщась от обуявшего ее возбуждения. — Глубже, еще глубже!

— Я хочу тебя! Сразу! — Владислав хрипловатым шепотом заставил ее трепетать еще сильнее. Он погрузил пальцы до отказа и стал медленно вращать, проводя ими по упругим влажным стенкам влагалища. — Сейчас тебе будет сладко, милая, очень сладко. Ты почувствуешь такое наслаждение, что забудешь обо всем!

Елена лишь постанывала — сначала тихо, потом все громче и громче. Владислав повернул ее лицом к себе. Елена без сопротивления легла на спину. Он оказался сверху, и тут же она почувствовала, как в нее вошло что-то огромное, теплое и упругое, проникая все глубже и глубже, грозя пронзить ее насквозь, разорвать все внутренности. Ей стало больно, хотя эта боль тотчас же переросла в острое мучительное удовольствие.

Она улыбнулась. А еще через минуту ощутила, как накатывает волна оргазма, грозя поглотить ее, завертеть в бешеной круговерти, ослепить, свести с ума… Ее тело оторвалось от земли, голова закружилась, затуманилась, и она — поплыла… Елена ничего не чувствовала — только щемящую сладкую бурю восторга, которая прожила каждую клеточку ее естества. Она закричала. Истошно, дико.

Когда волна оргазма отхлынула, все ее тело дрожало мелкой дрожью, она не чувствовала ни рук, ни ног. Ей стало вдруг так легко, точно она обратилась в облако. На глаза наворачивались слезы. И в этот миг она ощутила, как в нее снизу снова вонзился горячий и мощный ствол, начал быстро-быстро ходить в ней, раскаляя ее и без того пылающее влагалище. Она застонала, сжимая зубы от вновь нахлынувшего удовольствия. Член Владислава еще несколько раз глубоко врубился в ее недра и вдруг резко расширился, задрожал и выстрелил мощным залпом. И еще раз. И еще…

Владислав тоже застонал и, испытывая могучий оргазм, крепко сжал ее плечи, навалившись на нее всем весом. А Елена с восторгом ощущала эту тяжесть и вдыхала исходящий от сильного мужского тела горьковатый запах пота, смешанный с тяжелым ароматом секса…