В своей жизни слова «я люблю тебя» я говорил только одной женщине — своей матери. Остальным женщинам они были не нужны. Им нужно было от меня другое — деньги.

И сейчас, услышав этот вопрос от Миланы, я теряюсь. Конечно, она никогда не спросила бы меня об этом, будучи трезвой. Но вот она шепчет мне эти глупые слова на ухо и, так и не дождавшись от меня ответа, поднимает голову с моего плеча и смотрит в глаза. И я вижу, что она ждет ответа.

А что я могу ей сказать? Я не знаю, что такое любовь. Любовь к матери — да. Но не любовь к женщине. Я не уверен, что то, что я сейчас испытываю к Милане, и есть любовь.

Ответить ей то, что она хочет услышать, только ради ее сиюминутного счастья? Но я хочу быть честен с ней. Честен в наших отношениях. Если они есть у нас.

Прежде чем ответить ей на этот вопрос, мне нужно разобраться в себе. Я постоянно оттягивал это, откладывал на потом. Потому что это сложно.

Никогда раньше ни одна девка не цепляла меня так, как Милана. Я чувствую, что теряю себя рядом с ней. Ее власть надо мной увеличивается с каждым днем. И мне кажется, она это тоже чувствует. А так не должно быть.

Смотрю в эти голубые глаза, в которых так ярко выражено желание их хозяйки получить ответ. Здесь. Сейчас. Прямой ответ на прямой вопрос. И, если я его дам ей сейчас, то получается, что уступлю. Дам ей повод убедиться, что она сильнее меня. Но, даже если это так, об этом никто не должен знать.

Поэтому я убираю рукой волосы ей за ухо и говорю как можно мягче:

— Милана, ты выпила лишнего. Я не подумал, что твой организм совсем не подготовлен к дегустации. Поговорим позже.

Приподнимаю ее и пересаживаю на пассажирское сиденье. Застегиваю ширинку.

— Нам завтра рано вставать. Поэтому лучше вовремя лечь спать, — добавляю, не глядя на нее, и завожу машину.

В гостиничном номере Милана первая идет в душ. Я не присоединяюсь к ней. Хочу доказать сам себе, что могу.

Только когда она выходит из ванной, я иду туда, по пути приобнимая ее и целуя. В этот момент она не смотрит на меня и не отвечает на поцелуй. Наверняка, обиделась. Но пусть привыкает, что не все будет идти так, как ей хочется. В наших отношениях будет так, как хочу я.

Я стою под струями воды, оперевшись руками о стену и опустив голову. И что-то внутри не дает мне покоя.

Ведь был такой ахуенный день. И до этого тоже. Но Милана одним своим вопросом просто все перечеркнула. Все испортила. Ударяю о стену кулаком. Выключаю воду и выхожу.

Милана лежит, свернувшись калачиком, на краю кровати. Уверен, что не спит еще, но старательно делает вид.

— Я пойду к себе, — говорю, натягивая брюки и рубашку на еще не до конца высохшее тело.

Она тут же поворачивается и опять смотрит на меня так, что мне становится тошно от самого себя. И я убираю взгляд.

— Вещи надо сложить, — как будто оправдываюсь я и ненавижу себя за это.

Так и не застегнув рубашку, выхожу из номера.

На следующее утро я опять появляюсь в ее номере. Но лишь для того, чтобы забрать в аэропорт. Мы сдержанно целуемся. Она — от обиды, я — от досады. Никто не начинает важный, но такой неприятный разговор.

За все время пути до аэропорта и перелета мы обмениваемся парой ничего не значащих фраз.

Мне хочется в салоне бизнес-класса прижать ее к себе. Впиться губами в упрямый рот и опять подчинить ее себе. Протиснуть руку между худых ножек и заставить покраснеть. Но я вижу, что она не готова к этому всему. Сидит, отвернувшись, и усердно рассматривает облака в иллюминатор. И сейчас я не хочу идти наперекор ее желанию. Не могу.

Поэтому просто накрываю ее ладонь своей рукой на подлокотнике и закрываю глаза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дамир подумал, что я спьяну задала ему этот вопрос. А я отлично все помнила и осознавала.

За последние дни им было сказано очень много слов. Но ни слова о любви. Имеет ли это вообще значение? Все его поступки и слова кричат лишь об одном — что он хочет меня. Вернее, не так. Не меня, а мое тело. И получается, что по сути ничего не поменялось. Что тогда он брал мое тело, что сейчас. Ну да, сейчас я сама отдаюсь ему.

Я пыталась копаться в себе и выяснить, что я чувствую к нему. Мне казалось, что после всего случившегося я не могу испытывать к нему положительных эмоций. Я должна его ненавидеть.

Но все было не так.

После возвращения в Москву Дамир отвез меня домой и сказал, что у него в ближайшие дни будут важные дела и что он позвонит, как только освободится. На прощание он поцеловал меня и пообещал, что все будет хорошо.

И вот уже третий день он не звонит. И я не звоню. И не пишу.

— Миланочка, — из водоворота мыслей меня вытаскивает голос мамы.

Мы сидим на кухне завтракаем.

— Ты такая задумчивая прилетела из Парижа. Скажи, у тебя появился молодой человек?

Маму не проведешь. Лишь молча киваю. Я не привыкла врать родителям. Да и к чему? Все равно когда-нибудь все откроется. Даже если Дамир решил, что после моего вопроса нас больше ничего не связывает.

— Может, нам пора познакомиться с ним? — спрашивает мама с улыбкой.

— Да, мам, — отвечаю нехотя, — обязательно. В ближайшее время.

— Ну, хорошо, — она гладит меня по руке, — как сама решишь. Но я рада, что ты не замкнулась после поступка Стаса. Надеюсь, его скоро найдут.

Уже придя в университет, обнаруживаю, что забыла телефон дома. А вдруг Дамир будет звонить?

На лекциях немного отвлекаюсь от тревожных мыслей. После занятий выхожу из здания и иду к метро. На переходе дорогу мне преграждает незнакомая машина. Резко тормозит прямо передо мной на «зебре». И из машины выходит Ренат. Как всегда, улыбается. Подходит ко мне.

— Ох, Милана, а я уже соскучился. Куда пропала? На звонки не отвечаешь?

Подходит совсем близко и пытается приобнять за талию. Я отхожу.

— Мне некогда, Ренат, — пытаюсь обойти его, но он хватает меня за запястье.