Народы уставали, но долгая, затяжная война была крайне прибыльна и желательна тем, кто её и затеял. Скорый конец войны не только не входил в их планы – он их просто страшил. Вначале европейские державы должны были по возможности больше истощить себя, влезть поглубже в долги Америке, а уж потом…

Потом можно было вести войну и к финишу, где наградой Европе были бы победные марши и салюты, а Америке – невиданные барыши.

Когда всё начиналось, от западных русских земель до Берлина было чуть больше трёхсот километров относительно легко проходимой территории. И вот что писал в своих мемуарах генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, бывший начальник штаба армий Северного фронта, брат ленинского соратника: «Накануне войны предполагалось, что с объявлением её русские войска поведут через Силезию наступление на Берлин. Будь это сделано, мы, вероятно, оказались бы в германской столице. Но правый фланг русской армии почему-то устремился в Восточную Пруссию, и неумное это наступление погубило армии Самсонова и Ренненкампфа. Наступление же в Галиции завело несколько наших армий в Карпаты, где мы безнадежно застряли».

А ведь действительно, читатель! Вот она – карта Европы. От тогдашней русской границы до ныне польской Познани (тогда – немецкого Позена) – 70 километров равнины. И ещё двести пятьдесят равнины же – от Позена до столицы Германии, Берлина.

Зато справа – Мазурские болота, в которых сгинул Самсонов, а слева – Карпатские горы, где тоже не очень-то разгуляешься. Не вернее ли было ударить на Берлин, имея целью быстрое поражение Германии в самом её сердце?

Тем не менее направление на Берлин оперативным для русских войск не стало. Интересно, почему?

Только в середине ноября 1914 года русская Ставка вроде бы решила провести подготовку к глубокому вторжению в Германию с направлением на Позен (Познань) и Бреслау (Вроцлав). Завязалась Лодзинская операция, закончившаяся для обеих сторон безрезультатно. Русским войскам пришлось не только отказаться от движения на Германию, но даже отступить.

У немцев оказалось «таранное» преимущество на главных направлениях, но этот «таран» разбился о стойкость русских солдат. Со стороны же русского командования была продемонстрирована как минимум… дурость.

Но дурость ли?

Техническая оснащённость русской армии по сравнению с англо-французской была «аховой». Тем не менее именно российский генералитет активно использовал радиосвязь, и русские радиосводки регулярно перехватывались немцами. Собственно, выходило так, что радисты русской армии обеспечивали германский Генштаб разведывательными данными более исправно, чем весь аппарат разведки полковника Николаи…

Куда там всяким мифическим суперагентам типа Мата Хари! Радио не помогло наладить качественное управление русскими войсками, зато немцы всегда из первых рук отлично знали обстановку, расположение русских частей и их предполагаемые действия.

Возможно, кто-то скажет, что я преувеличиваю? Увы, нет! Об этом достоверно свидетельствует академическая «История Первой мировой войны 1914–1918 гг.».

После войны генерал Фалькенгайн признавал, что перехваченные немцами радиограммы позволяли следить за перемещениями противника зачастую изо дня в день с самого начала войны на Востоке до середины 1915 года, то есть в самую горячую пору войны. Генерал писал: «Это главным образом и придавало войне здесь совсем иной характер и делало её для нас совершенно иной, гораздо более простой, чем на Западе»…

А генерал Гофман признавал и большее: «Такое легкомыслие очень облегчало нам ведение войны».

Ну ещё бы!

Собственно, и успех-то немцев против Самсонова был обеспечен прежде всего радиоперехватами.

Почему же выходило так? Не потому ли, что далеко не всем в России (а тем более вне России) нужна была быстрая, решительная победа России на русско-германском фронте? Ведь такая победа быстро закончила бы всю войну, преждевременно подведя итог военным сверхприбылям…

И надо это было наднациональным планировщикам Мировой Бойни для одних, но Мировой «золотой» Алхимии для других?

Генерал М. Д. Бонч-Бруевич был отличным штабником, а политический момент улавливал слабо. И поэтому он считал, что «стратегические планы оказались невыполненными»…

Однажды французского политического деятеля Вильсона – компаньона Клемансо по тёмным железнодорожным аферам конца прошлого века – подрядчик спросил: какой, мол, суммой за устройство выгодного заказа эти два политикана удовлетворятся?

Вильсон подошёл к окну, подышал на стекло, написал на затуманившейся его поверхности цифру, а потом стёр.

Таким же образом писались и «протоколы» совещаний Золотого Интернационала. Решения таяли в воздухе, результат же их был вполне материальным и весомым – на вес золота.

ВОЗМОЖНО, кто-то заявит: «Домыслы всё это!»… Да, есть у врагов прояснения исторической правды такое любимое словечко. Но сказанное об обдуманной преступности выбранных стратегических направлений для русского наступления не домысел. Ещё в 1913 году во время совещания русских и французских геншабистов генерал Жоффр убеждал русских в опасности вторжения в Восточную Пруссию: «Это самое невыгодное для нас направление…». А потом несколько раз повторил: «C’est un guet-apens («Это – ловушка)»…

Последнюю попытку воззвать к здравому смыслу французские военные круги сделали перед самой войной. 31 июля во Франции уже фактически шла мобилизация. Военный министр Мессими вызвал русского военного агента полковника Игнатьева, и прямо в кабинете у министра Алексей Алексеевич составил телеграмму в Петербург, где третьим пунктом стояло: «Наиболее желательным для французов направлением нашего удара продолжает являться Варшава – Позен».

Да и в России такой взгляд не был новым. Профессор Академии Генштаба Золотарёв разработал теорию оборонительного значения линии Буг-Нарев, писал о выгоде угрозы жизненному центру Германии – Силезскому промышленному району. И все эти стратегические теории опрокидывала практика стратегии, где расчёты строились на песке, но песке особого рода – золотóм.

И вот уж тут случайности исключались!

О полковнике-предателе (сейчас, правда, иногда уверяют, что не предателе, а невинной жертве «стечения обстоятельств») Мясоедове, разоблачённом в начале войны как немецкий агент, судимом военно-полевым судом и повешенном в Варшавской цитадели, написано немало.

В жандармскую бытность Мясоедова на пограничной станции Вержболово его нередко приглашал на императорские охоты сам кайзер. Шум вокруг Мясоедова впервые поднялся в печати за два года до войны (особенно постарался здесь Гучков), и тогда лучший друг прусских баронов ушёл в отставку, довольствуясь дивидендами со своих паёв в германских фирмах. Выручил его тогда военный министр Сухомлинов.

Он же с началом войны направил своего протеже к главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта генералу Рузскому (фигуре тоже тёмной, загадочной).