Шагах в двадцати от беглецов преследователи остановились. Сегунки что-то сказал, и двое его прихвостней рассмеялись, а пожилой индеец, по-видимому следопыт, присел на корточки, прислонившись щекой к поставленному кверху дулом мушкету и всем своим видом показывая, что дело им сделано и что в дальнейшее он вмешиваться не намерен. Сегунки кивнул и выдвинулся вперед.

Ате в ответ на это движение вытащил из-за пояса томагавк. Джек, помедлив, последовал его примеру. Оружие чуть подрагивало в его скользкой от пота руке, но он ничего не мог с этим поделать. Неожиданно ему вспомнилась лондонская, набитая всяческими диковинами лавка. С чего бы, спросил он недоуменно себя, потом понял с чего. Восторг, с каким он взирал там на великое множество отрубленных рук, ног и голов, теперь откровенно светился в глазах вожделенно разглядывавших его абенаки. Им, без сомнения, не терпелось превратить проштрафившихся рабов в груду дымящихся на морозце обрубков.

Сегунки положил свой мушкет на траву, его приятели сделали то же. Каждый выпростал боевую дубинку из болтавшейся сбоку петли. Ате издал вызывающий клич и потряс томагавком над головой, юнцы в ответ издевательски засмеялись. Сегунки дал команду, и вся компания отклонилась назад для броска. Все трое глядели теперь на Ате, очевидно, в него же и целясь. От одной дубинки ирокез уклонился, вторую отбил, но третья попала ему в висок, и он рухнул наземь.

Абенаки, оживленно жестикулируя, обменялись парочкой фраз, тот, кому повезло, вскинул к небу кулак, а Сегунки вытащил из-за пояса кривой длинный нож и с плотоядной ухмылкой воззрился на Джека.

Джек оглянулся на далекую темно-зеленую воду, бурно клокочущую среди валунов. Бросившись вниз, он, скорее всего, разобьется, но, возможно, такая участь все-таки предпочтительней той, что готовит ему приближающийся с ножом Сегунки. Нет, будь что будет, Абсолют должен драться. Расставив ноги и стиснув зубы, Джек приготовился с честью принять свою смерть.

Выстрел прозвучал неожиданно громко. Все подскочили словно ужаленные, не сделал этого лишь сидящий на корточках следопыт. Он пошатнулся, уронив свой мушкет, руки его потянулись к груди, но не смогли унять кровь, моментально окрасившую рубаху. Миг — и он завалился на бок, голова его раз-другой дернулась и застыла.

Все смотрели на него. И абенаки, и Джек. Целый миг, показавшийся вечностью, никто не двигался с места. Всполошил оторопевших индейцев лишь гортанный вопль, вмиг заставивший их потянуться к мушкетам. Вопль прозвучал еще раз, он весьма походил на тот клич, что издавали в тавернах лондонские могавки. Но тут была отнюдь не таверна, и в подтверждение этого в воздухе что-то мелькнуло. Руку одного из красно-синих юнцов развалил томагавк. Раненый взвыл и, орошая кровью траву, большими прыжками помчался к темневшему в отдалении лесу. Сегунки с другим абенаки понеслись следом за ним. Через мгновение они скрылись из виду.

Джек очумело потряс головой. Он вдруг обнаружил, что сидит на земле, хотя и не понимал, как это случилось. Среди берез задвигались тени, приблизившись, они обрели плоть. Первым шел очень плотный индеец с густой проседью в волосах, собранных на затылке в пучок синей лентой. За ним следовал худощавый юноша, а замыкал процессию мальчик лет десяти.

Заговорил старший быстро и непонятно. Джек покачал головой.

— Извините, — сказал он. — Я не понимаю.

Мужчина нахмурил брови.

— Англичанин? Богач, бедняк, нищий, вор?

Джек уставился на него.

— Я… э-э… драгун.

Индеец ткнул себя в грудь.

— Солдат короля Георга.

Он полез за пазуху, достал оттуда медаль и потряс ею перед глазами ошеломленного беглеца. На одной стороне ее действительно находился сильно потертый царственный профиль.

Юноша с мальчиком потормошили Ате, потом помогли ему сесть. Тот что-то пробормотал, и мальчик вскрикнул.

Вновь заговорил старший.

— Га-ни-а-га-о-но? — Он указал на Ате.

— Я не… — начал Джек.

Индеец спросил:

— Могавк?

— Да, — ответил Джек, — он могавк.

— Могавк, — опять ткнув себя в грудь, улыбнулся мужчина.

Юноша подошел к нему и что-то сказал. Старший нахмурился, затем кивнул, и юноша, подхватив мушкет убитого абенаки, побежал к лесу. Мальчик дернулся было за ним, но был остановлен властным окриком пожилого индейца.

Ате попытался встать, мальчик ему помог, потом последовал разговор, короткий и непонятный для Джека. Мужчина спрашивал, Ате отвечал, затем оба удовлетворенно кивнули, и первый двинулся к трупу.

Ате, зажимая распухшее ухо рукой, подошел к Джеку.

— Это Джотэ, — пояснил он. — У него тут стоянка.

Отец и сын в мгновение ока обобрали убитого. Через минуту на нем осталась одна лишь набедренная повязка. Блеснуло лезвие, и абенаки лишился скальпа. С явным удовольствием оглядывая свой новый нож, Джотэ постучал пальцем по его рукоятке.

— Лондон, Англия, — засмеялся он.

— Да, — сказал Джек. — Хотелось бы мне сейчас там очутиться.

Джек лежал неподвижно, раздумывая, отчего он проснулся. От звука или от холода? Один его бок был согрет оленьей шкурой и младшим сыном Джотэ, второй подмерзал, прижатый к тоненькой стенке типи. Им с Ате, автоматически занявшим низшее положение в семейной иерархии спасшего их ирокеза, волей-неволей приходилось терпеть некую толику неудобств. Правда, его товарищ по бегству из рабства, будучи соплеменником хозяина кочевого жилища, был обласкан чуть больше и потому спал не возле порога, продуваемого сквозняками, а под самой дальней из боковин. В центре типи спал сам Джотэ, согреваемый с двух сторон женой и свояченицей, к ним жались дочь ирокеза и его сыновья. Вся эта команда порой задавала заливистые концерты во сне, однако сейчас вокруг было на удивление тихо. Так тихо, что Джек вдруг понял, что его разбудило.

Всеобъемлющая, всепоглощающая тишина.

Объятый странным трепетом, он отодвинул полог и убедился, что ворохнувшаяся в нем догадка верна. Ночью шел снег, он завалил всю округу, крупные его хлопья все еще падали с неба, пробуждая в груди наблюдателя благостный, почти детский восторг. Джек с малых лет любил снег и все связанные с ним игры, а потому принялся осторожно выбираться из типи. Ему захотелось в одиночестве насладиться этим подарком, не стесняя ничьим присутствием своих чувств.

Он выкатился на девственно чистое мохнатое покрывало и задрожал, но не от холода, ибо ветер, донимавший их все три дня перехода, утих. Снег тут же облепил мокасины, плотную куртку и штаны из оленьей кожи — этот наряд был великодушным даром Джотэ.

Он не знал, сколько времени предавался веселому буйству, и очнулся, только заметив темные силуэты на фоне припорошенных снежком шкур. Вся семья ирокеза наблюдала за ним, выстроившись строго по установленному в ней ранжиру. Один Ате стоял обособленно, в стороне.