— Я знаю, по-твоему, я должна быть счастлива, что у меня столько внуков и внучек, трое твоих детей и трое Барбары. Но твоих я никогда не вижу. Выросли они без нас, а когда мы наконец с ними встретились, они дрожали как осиновый лист, до того были перепуганы. С детками Барбары я в свое время намучилась — мы были бесплатными няньками, и никакой благодарности. А теперь, когда они стали приятными, интересными людьми, я их вообще не вижу. От Джерарда, по-моему, не приходится ждать новостей в этом отношении, ну да это его дело. У меня нет желания подталкивать его на поиски жены только затем, чтобы на свете стало еще больше тех, кто зовет меня бабушкой.

Она излучала бодрость и жизнерадостность; и действительно, трудно было заподозрить ее в желании, чтобы пополнились ряды тех, кто зовет ее бабушкой, и еще труднее было поверить, что есть взрослые люди, которые так ее называют.

— Допустим, вы, ты и… ммм… Тони, хорошо поладите в этом круизе… Почему ты считаешь, что из этого не может получиться, ну, что-то более серьезное?

Дейрдра подумала, что раз уж от этого человека не отвернулись дублинские друзья матери и брат с сестрой, то он, видимо, не так плох, как ей показалось с первого взгляда.

— Нет, это невозможно.

— Ты сама сказала, не настолько уж это дикая мысль.

— Вот именно что дикая, Дейрдра, увы. Во всяком случае, для его жены.

— Он женат?! Не может быть!

— Может, уверяю тебя.

— Кто-нибудь об этом знает? Она где-нибудь поблизости? И людям все известно? — взволновалась Дейрдра.

Эйлин О'Хаган впервые замолчала. Она смотрела на дочь странным взглядом, в нем читалась грусть и вместе с тем какое-то смирение, будто бы она заранее знала, что все так и будет. Но в безнадежности проглядывал оттенок нетерпения.

Она не ответила Дейрдре, так и не ответила на ее вопрос. Вместо этого подозвала официанта, заплатила по счету, и они двинулись назад в ее гостиницу.

Она сказала, что ей нужно сделать еще кое-какие покупки, велела передать привет Анне и Хелен. Передавать привет Брендану не имело смысла: она знала, что связь с ним очень ненадежная. С Бренданом Дейрдра не перезванивалась по воскресным вечерам, как это было заведено у нее с матерью.

Эйлин просила передать Десмонду, что желает ему успеха. По ее мнению, он правильно сделал, что ушел от этих Палацци или Палаццо или как их там. Мужчина должен быть мужчиной. А женщина женщиной.

Она пообещала прислать открытку из какого-нибудь красивого, экзотического места и, так как Дейрдра забыла об этом, заверила, что обязательно передаст Тони сердечный привет от нее и пожелание доброго пути.

Прощаясь с Дейрдрой — той предстояло доехать на метро до вокзала и вернуться на поезде в Пиннер, где ее ждали бесчисленные приготовления к годовщине, до которой оставалось еще сто десять дней, — Эйлин О'Хаган подняла руку и нежно потрепала дочь по щеке.

— Прости, — сказала она.

— За что, мама? С какой стати ты просишь прощения? Ты угостила меня отличным обедом. Я очень рада была тебя увидеть. — Дейрдра отнюдь не кривила душой.

— Нет, я прошу прощения за то, что дала тебе так мало.

— Ты дала мне все, просто я была глупа. Ты сама сказала, что я самая счастливая из твоих детей. Я этого не знала.

Ее мать открыла было рот, собираясь что-то сказать, но передумала, промолчала, а когда Дейрдра обернулась, чтобы помахать на прощание, она увидела, что мать шевелит губами. Дейрдра подумала, что она просто произносит ей вслед прощальные слова.

Она была уже слишком далеко и не могла расслышать, как Эйлин О'Хаган говорит: «Прости, что я не научила тебя быть счастливой. Только и научила, что притворяться, будто ты счастлива. А это плохой дар, лишь тяжкое бремя».

Дейрдра еще раз помахала рукой перед лестницей, ведущей к станции метро, и стала спускаться, надеясь, что ее мать перестала шевелить губами. В конце концов, здесь, на Пикадилли-Сёркес, мог оказаться кто-то знакомый. Кто угодно мог случайно проходить мимо и увидеть их. Мир становился все теснее, и приходилось всегда быть начеку, как если бы за тобой велось скрытое наблюдение. По большому счету, так оно и есть — за каждым из нас всегда кто-то наблюдает.

Они поставили будильник на семь часов. Десмонд проворчал, что еще слишком рано. К тому времени, как все начнется, они уже совсем забегаются. Но Дейрдра сказала, что лучше перестраховаться и иметь время в запасе, чем весь день лихорадочно спешить и ничего не успеть. Они должны быть в полной готовности, когда приедут люди из фирмы, организующей праздничный стол.

— Они же будут не раньше трех, — сказал Десмонд.

— К их приходу надо все прибрать.

— Боже мой, Дейрдра, не собираешься же ты восемь часов убирать в кухне. Разве она и так уже не прибрана?

Пропуская нытье мужа мимо ушей, она налила ему чаю.

Уже много лет, а именно с тех пор, как они перебрались в разные кровати, каждое утро повторялся этот ритуал с электрическим чайником на столике между ними. Он действовал успокоительно и плавно вводил в новый день, смягчая легкое раздражение, с которым они оба просыпались.

— Поздравляю с серебряной свадьбой, — сказал он и потянулся к ее руке.

— И я тебя, — ответила она с улыбкой. — Когда будем дарить друг другу подарки, сейчас или попозже?

— Как хочешь.

— Пожалуй, лучше потом.

Прихлебывая чай, Дейрдра мысленно расставляла по пунктам предстоящие дела. Она записалась на прием в парикмахерскую, а также решила в честь праздника побаловать себя и сделать маникюр. Ее новый наряд висел, обернутый в целлофан, на дверце шкафа. Она надеялась, что сделала хороший выбор. Женщина в магазине была очень напориста, через каждое слово повторяла «мадам», будто речь шла совсем не о ней. Мадам очень пойдет светлое, не хочет же мадам стариться раньше времени. Хорошо бы выбрать что-нибудь с отделкой на рукавах, раз мадам категорически против подложенных плечей.

В принципе Дейрдра ничего не имела против подложенных плечей, теперь чуть ли не все женщины их носят, взять хотя бы героинь сериалов «Династия» или «Даллас», но она не забыла тот случай — это было много лет назад, — когда она купила себе роскошный жакет с плечиками. Как смеялась над ней Морин Бэрри, называя обновку мундиром советского маршала. Второй раз она бы не отважилась пойти на такой риск. Страшно было даже вспоминать об этом.

Что бы ни надела сегодня Морин, это будет нечто потрясающее, и она совершенно затмит всех, включая саму Дейрдру, виновницу торжества. Служащая в магазине поверить не могла, что Дейрдра собирается праздновать серебряную свадьбу, но такая у нее работа. Надо польстить, чтобы покупательница выложила денежки.

Та женщина никогда не видела Морин.

Морин и сегодня будет в центре внимания — как двадцать пять лет назад. Невеста тогда краснела, нервничала, тряслась от страха, зато подружка невесты в простом розовом полотняном платье и с гвоздикой в волосах была сама невозмутимость и элегантность. И Фрэнк Куигли не мог от нее глаз отвести. И тем днем, и следующим.