Также охотно общался он и с простым народодом. На базу в Тарасовку ездил на электричках, всегда слушал, что говорят болельщики. И, по наблюдениям Холчева, здорово разбирался в собеседниках: «В общении с людьми, которые ему не нравились, Николай Петрович был подчеркнуто официален и холоден. Лучистая его доброта как бы смывалась с лица, оставалась терпимость и ничего более. Он не выносил наглости, хамства, презирал некомпетентность в футболе, особенно у людей, рвущихся к власти».

Незадолго до первой отставки, в 1964-м, при содействии председателя исполкома Моссовета Виктора Промыслова Старостины получили новую квартиру на улице Горького, в доме напротив зданий редакций газет «Труд» и «Известия». Елена Николаевна описывала ее так:

«В квартире было пять комнат. Большая столовая на тридцать метров, в ней висела люстра с желтой бахромой, сохранившаяся еще с довоенных времен. Здесь принимали гостей, отмечали семейные торжества. Папа и мама годовщину своей свадьбы почему-то не праздновали, а вот дни рождения — непременно. Естественно, спальня родителей, потом наша семнадцатиметровая комната, где обитали мы с мужем и наш первенец Миша. У Жени была комната в четырнадцать метров, а в самой маленькой, пятиметровой, но все-таки отдельной спал ее сын Коля».

Внуки собирали марки, даже обменивались ими по почте с другими детьми. А Николай Петрович старался привозить им из заграничных поездок что-нибудь редкое. В 1966-м юному полку прибыло — родилась внучка Катя.

Первое отлучение с поста начальника команды датировалось сезонами 1965–1966 годов, и предшествовал ему несчастный случай с форвардом Юрием Севидовым. Футболист был за рулем машины, которая сбила пешехода, да не простого, а академика Дмитрия Рябчикова, Героя Социалистического Труда. В результате врачебной ошибки перелом ноги обернулся летальным исходом. Власти решили показательно наказать талантливого игрока: он получил реальный срок. А руководство команды было снято с работы, и никакие просьбы спартаковцев оставить Николая Петровича на своем посту успеха не имели. «Сверху» прозвучала резкая отповедь: «Прекратите хождения, это решение ЦК».

В этот период Старостин, говоря официальным языком, трудился «главным тренером по футболу Центрального Совета ДСО „Спартак“ Москва», и анкетным адресом его работы стал не Малый Гавриков переулок, а Верхняя Красносельская улица. Вне спорта он не оставался: например, вместе с братом Андреем съездил наблюдателем на чемпионат мира по футболу в Англию (забавно, что советскую группу в Сандерленде разместили в студенческом общежитии). Но пост его предусматривал скорее канцелярскую работу, функции этакого контролера. А ему хотелось быть в гуще событий, непосредственно на них влиять.

Пользуясь появившимся свободным временем, Николай Петрович участвовал в выпусках устных журналов на футбольную тему. Александр Соскин вспоминал, что рассказчик порой не укладывался в отведенное время: столько интересных наблюдений было у него в «загашнике». Но когда напоминали о регламенте, дисциплинированно завершал свое выступление.

По-прежнему писал аналитические статьи. Статистик Юрий Кошель однажды подсчитал, сколько материалов Николая Петровича появилось только в журнале «Наука и жизнь». Вышло немало: «Размышления о футболе» (1964, № 5), «Поиски истины» (1964, № 9), «Игрок № 1» (1964, № 10), «Центр нападения» (1965, № 5), «Форварды сборной» (1965, № 6), «Защитники» (1965, № 7), «Полузащитники» (1965, № 9), «Пеле, Гарринча и Футбол как таковой» (1965, № 10), «Иероглифы футбола» (1966, № 4), «Сборная полувека» (1967, № 6), «Звезды большого футбола» (1969, № 2–4), «Ничейная немощь» (1969, № 10), «Всегда молодой футбол» (1984, № 10–11). Как видим, пик сотрудничества пришелся на середину шестидесятых.

Восстановиться удалось, лишь задействовав «скрытые механизмы». Ворота красно-белых тогда защищал Владимир Маслаченко, тесть которого, Леонид Губанов, был видным строителем и имел выходы на самого генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева.

Появилось письмо от имени команды, подписанное ведущими футболистами. Референт Евгений Самотейкин лично передал послание вождю и услышал вердикт: «Просьбу коллектива надо уважить». Ну а мнение Леонида Ильича вряд ли кто-то мог проигнорировать. Правда, сам Маслаченко позднее не скрывал обиды на Старостина, который в 1969-м способствовал приходу в команду другого сильного голкипера, Анзора Кавазашвили: на него и была сделана ставка. Возможно, Николай Петрович и чувствовал себя обязанным Владимиру, но интересы «Спартака» для него стояли выше. А потому заявление Маслаченко об уходе из команды он подписал — по словам последнего, «на ступеньке Театра юного зрителя». Зато с Кавазашвили в основном составе команда тут же стала чемпионом СССР, а в 1971 году выиграла еще и Кубок страны.

Тот год был памятен не только драматичным кубковым финалом, когда в двухдневной борьбе «Спартак» одолел ростовский СКА. 14 октября ушла из жизни Антонина Андреевна. В свидетельстве о смерти значилось слово «катехсия». А за этим термином, обозначающим степень крайнего истощения, скрывалось неизлечимое онкологическое заболевание. Елена Николаевна разъяснила:

«Маме поздно поставили диагноз — рак желудка. Она и так-то всю жизнь была худая, а тут… Оперировать врачи даже не предлагали. Последние дни мама лежала в кремлевской больнице, недалеко от сталинской дачи».

Скончалась Антонина Андреевна на глазах у мужа, который в эти дни не покидал палату. Когда стало ясно, что печальный финал близок, туда приехали братья и зять — поддержать. Но внутрь их не пустили. Николай Петрович лишь бросил из окна записку: «Тоня при последних вздохах. Подождите меня».

Никита Симонян вспоминал, что в день похорон «Спартаку» предстояла календарная игра. И вдруг утром начальник команды приехал на базу — обсудить состав, решить еще какие-то дела. Наверное, так легче было перенести горе. Случилось так, что накануне к руководству красно-белых подкатили гонцы из стана соперников с предложением «скатать ничейку». Но миссия их успеха не имела, москвичи победили со счетом 2:0. Команду-соперницу, не названную Симоняном, легко вычислить, но в данном случае это не столь важно.

Елена Николаевна вспоминала:

«Папа очень сильно любил маму. Порой даже мы, привыкшие к его заботам, восхищались этим трогательным вниманием. Особенно по случаю каких-нибудь праздников. Помнится, в мамин день рождения он преподнес ей вместе с букетом цветов стихи собственного сочинения: „Твои глаза — как диадемы, и, в сердце нежность затая, я подношу вам хризантемы…“ И потом он не раз говорил, что был счастлив всякий раз, когда видел маму во сне».

Но жизнь шла своим чередом. Подрастали внуки. Евгения вышла замуж во второй раз — за скрипача Виктора Михайлова, который играл в эстрадно-симфоническом оркестре Центрального телевидения и Всесоюзного радио, как и второй муж ее тети Веры Петровны, саксофонист Товмас Геворкян. Любопытно, что в молодости Геворкян тоже занимался футболом и даже выступал за ереванское «Динамо», так что беседы, принятые в кругу братьев Старостиных, мог поддерживать на вполне профессиональном уровне.

Михайлов, опять-таки не без хлопот Николая Петровича, обменял квартиру так, что поселился в одном подъезде со Старостиными, только этажом выше. Женя жила с ним, а Коля оставался у дедушки. Через некоторое время состоялся еще один обмен, опять в пределах подъезда. Теперь старшая дочь с мужем и сыном имели жилплощадь большего метража этажом ниже. Правда, и этот брак Евгении длился недолго.