В отличие от людей, полагающихся на разум и эмоции, животные доверяют только инстинктам. Поэтому ошибаются крайне редко. Ведь каждая ошибка может оказаться последней.

Атмину не подвело предчувствие. Кровавый дождь и вправду был не к добру…

Я сделал очередной шаг вперед – и одеревеневшая от боли нога подогнулась.

Меня спасло то, что сначала я рухнул на колени и только потом упал на ковер из обломков. Куртка лучника выдерживает удар стрелы на излете. Поэтому она защитила корпус от повреждений. При падении Свен инстинктивно ухватился за мою шею, и его руки спасли наиболее уязвимое место от раны, которая наверняка бы стала фатальной.

Мои выставленные вперед ладони защитили лицо и глаза. При этом один из обломков пробил левую ладонь насквозь. Легкие кожаные штаны порвались в нескольких местах.

По большому счету мы еще легко отделались. Все могло быть намного хуже. И тем не менее стрела получила то, что хотела. Теперь она напьется крови досыта. Жертва, обессиленно распластавшаяся на покрывале из обломков стрел, придавленная «для надежности» телом сверху, отныне уже никуда не денется.

Отличие меня от туши, подвешенной за крюки, заключалось лишь в том, что туша – мертвая. Во всем остальном мы были вполне схожи.

– Вдвоем не дойти. – Придя в себя после неожиданного падения, Свен высказал вслух то, в чем я боялся признаться себе.

Рана в сердце смертельна. Солнце встает и садится. Ветер изменчив. К словам можно относиться по-разному. Смысл останется прежним.

– Вдвоем не дойти.

Определенно, в словах друга был смысл, но он упустил из виду главное – мне не дойти и одному, а значит…

Самый простой выход из создавшейся ситуации – взять первую попавшуюся стрелу и положить ее в колчан. Опора исчезнет, и безумие кончится. Боги могут развлекаться дальше, играя в свои жестокие игры – отныне уже без меня. Я присягнул Хаосу, обещая лишь верную службу. В договоре ни слова не сказано о вечной жизни.

– Да, вдвоем не дойти. – После того как решение принято, страхи и сомнения остаются в прошлом. – Одному – тоже. Так что давай сделаем это вместе. Как в детстве. Настоящий друг не бросит товарища. Даже если тот собрался прыгать.

– Я не хочу вместе.

– Главный здесь я. Твои желания не принимаются во внимание.

– Не важно, главный ты или нет, мы не…

Бессмысленные препирательства в любом случае ни к чему не приведут. Поэтому я сделал то, что считал нужным, – взял первый попавшийся под руку обломок. Потом, хоть и не без труда, сдвинул колчан со спины на бок. И – положил сломанную стрелу внутрь.

– Они перебьют друг друга раньше, чем это сделает лес. – Деятельной натуре Иты претило долгое ожидание.

Нет ничего плохого в том, что враги сцепились между собой, как стая гиен, дерущихся из-за добычи.

И все же намного лучше окунуться с головой в безудержный вихрь битвы, посылая стрелу за стрелой в ненавистные лица. Ощутить гул тока крови, пульсирующей в венах, услышать сердце, бьющееся так сильно, будто это молот, с силой опускающийся на наковальню.

В решающие моменты сражения начинаешь ощущать нереальность происходящего. Каждая клетка тела напряжена до предела. Ведь в любую секунду безжалостная сталь может порвать мягкую плоть. Но пока тело не накрыла обжигающая волна непереносимой боли, взор остается ясным, а руки слушаются хозяина. И каждый смертный уверен в том, что горькая чаша страданий минует его.

Мощный всплеск энергии, а затем, когда битва окончена, – полнейшее опустошение. Странное отупение, когда все вокруг подергивается легкой пеленой, становясь безразличным. Чувства перегорают во время боя. После него остается лишь пепел победы или поражения…

– Перебьют – и никого не останется. – В сердцах Ита ударила сжатым кулаком по земле.

– Зачем тебе остальные, когда Хрустальный Принц идет прямиком в твои руки? – Толинель стремился понять эту странную девушку – и не мог.

– Думаешь, он сможет? Тем более неся на плечах такой груз!

– А ты боишься, что Принц дойдет?

– Нет. Буду рада, если он рухнет в пропасть. Не хочется пачкать руки о грязного предателя.

– Даже так?

– Да. А почему ты спрашиваешь? Не веришь мне?

– Положа руку на сердце – нет. Мне кажется, этот человек нужен тебе живым больше, чем мертвым.

– С чего ты взял? – Ите стало смешно.

Странный художник за долгие годы жизни в совершенстве освоил технику живописи, так и не научившись разбираться в людях.

– Представь себе бесконечную заснеженную равнину, где нет ничего, кроме льда.

– Зачем?

– Чтобы понять, о чем я говорю.

– Хорошо, представила, и что дальше?

– По окровавленному следу идет голодная волчица.

– Это я?

– Предположим.

– Тогда нужно добавить – озлобленная голодная волчица, снедаемая чувством праведного гнева.

– Ладно, пусть озлобленная. И она преследует лося.

– А почему не медведя или дракона?

Нет, с этим художником нельзя говорить о серьезных вещах.

За тысячелетия скитаний по земле он окончательно утратил связь с реальностью. Если в течение вечной жизни мозги высыхают, покрываясь плесенью, то Ита не хотела бы настолько долго влачить жалкое существование.

– Он может быть кем угодно. Главное – волчица понимает: это ее последний шанс. После того как жертва будет поймана и съедена, жизнь кончится. И поэтому на уровне подсознания хищница осознает: чем дольше будет жить добыча, тем дольше протянет и она сама.

– Ты странный.

– Почему?

– Потому что думаешь не так, как обычные люди.

– Зачастую люди вообще не задумываются над своими поступками. Я-то как раз обычный, а вот ты – нет.

– Истории про голодных волчиц говорят не в твою пользу.

Толинель не счел нужным прореагировать на последние слова, оставив без внимания откровенную насмешку.

– Кстати, тебе известно, почему Сарг отдал стрелы судьбы одержимой ненавистью лучнице? – Художник неожиданно переключился на другую тему.

– Нет. Хотя уверена, у него имелись веские причины. Просто так никто не разбрасывается древними артефактами.

– Да, основания были. Он рассчитывал, что ты остановишь Хрустального Принца.

– Сарг отдал стрелы в нужные руки. Только непонятно, чем ему так насолил этот предатель.

– Лично ему – ничем. Но он может раскачать лодку…