В эту ночь я часто просыпалась, и меня переполняли страх неопределенности и чувство бессильного гнева.

Проснувшись в очередной раз, я увидела Криса.

Он не переодевался целый день и, как был одетый, сидел в кресле, самом массивном в комнате, придвинув его к двери, и дремал. В руках у него были те самые ножницы, длинные и острые. Он боялся, что бабушка проникнет в комнату и воспользуется ими. Даже спящий он охранял меня от нее.

Стоило мне посмотреть на него, как он встрепенулся, ему не хотелось засыпать, он думал, что так будет надежнее. В розовом полумраке, который всегда стоял в комнате по ночам, наши взгляды встретились, и он произнес:

— Привет!

— Крис, — воскликнула я, — ложись в кровать! Нельзя преграждать ей дорогу круглые сутки.

— По крайней мере пока ты спишь, я могу это делать.

— Тогда давай я постерегу вход. Давай по очереди.

— Кто здесь мужчина, ты или я? Кроме того я съел больше твоего.

— А это-то тут причем?

— Я могу позволить себе потерять в весе, а ты — нет. Ты и так тощая.

Он тоже весил мало, как и все мы. Если бы бабушка захотела, она все равно смогла бы распахнуть дверь, совокупная масса его и кресла никогда бы ее не остановила. Несмотря на его галантные протесты, я заняла место в кресле рядом с ним.

— Ш-ш, — прошептала я. — Вдвоем нам будет легче удержать дверь, и мы сможем дремать вдвоем. — Обнявшись мы заснули.

Наступило утро… Без бабушки… Без еды…

Начались бесконечные, жалкие, голодные дни.

Очень скоро крекеры с сыром кончились, хотя мы расходовали их очень и очень экономно. Тогда начались настоящие мучения. Мы пили только воду, сохраняя молоко для близнецов.

Крис, с трудом сдерживая слезы, состриг волосы на передней части моей головы. Я старалась не смотреть в зеркало. Длинные волосы сзади остались, и я скрыла их под шарфом, завязанным в виде тюрбана.

Вся ирония состояла в том, что бабушка и не думала приходить и проверять.

Она не приносила нам ни еды, ни молока, ни чистое постельное белье, ни мыло и зубную пасту, которые у нас кончились. Даже туалетную бумагу. Теперь я жалела, что выкидывала оберточную бумагу от нашей дорогой одежды. Оставалось вырывать страницы из самых ветхих книг с полок на чердаке.

Потом перестал работать унитаз. В нем стояла вода. Кори истошно завопил, когда увидел, как зловонная жидкость переливается через края и заполняет ванную. У нас не было троса, чтобы прочистить канализацию. В панике мы метались по комнате, пытаясь найти решение. Я побежала на чердак за старой одеждой, чтобы вытереть пол, а Крис занялся выпрямлением проволочной вешалки, чтобы прочистить пробку.

В конце концов ему это удалось, и система снова заработала. Потом, не сказав ни слова, он сел рядом со мной на колени, и мы долго молча вытирали пол одеждой из старых сундуков.

Теперь у нас была куча отвратительно пахнущих тряпок, которые мы вскоре засунули в сундук и тем самым добавили еще одну тайну к тем, что ждали своей разгадки на чердаке.

Мы избегали говорить об истинном ужасе нашего положения. Мы просто вставали по утрам, споласкивали себе лицо холодной водой, полоскали рот, ходили по комнате, смотрели телевизор. По крайней мере теперь нас не заботило, что бабушка может войти и наказать нас за мятую простыню или что-нибудь в этом роде. Какая разница.

Слезы близнецов, их просьбы о еде оставили в моей душе шрамы, которые я буду носить всю оставшуюся жизнь. Я чувствовала смертельную ненависть к старой ведьме и к маме за то, что они с нами делали.

В обеденные часы мы спали. Долгими часами старались мы заменить еду сном. Во сне не чувствовались ни голод, ни горечь одиночества. Мы утопали в ложной эйфории сновидений и просыпались, не осознавая происходящего. Жизнь превратилась в один бесконечный день, который мы проводили неподвижно, лежа перед телевизором, в котором только и продолжалась настоящая жизнь. Усталая и полубесчувственная, я механически повернулась и заметила, как Крис достает из кармана нож и вскрывает вены у себя на запястье. Потом он поднес руку ко рту протестующего Кори и заставил его пить свою кровь. Следующей наступила очередь Кэрри. Оба они, постоянно капризничавшие из-за еды — твердой, жирной или просто странной, теперь пили кровь своего старшего брата и смотрели на него широко открытыми благодарными глазами.

Мне стало тошно, и я отвернулась, одновременно восхищенная тем, что мой старший брат оказался способен на ТАКОЕ… Он всегда находил выход из любого положения.

Присев на край моей кровати, он посмотрел на меня, задержав взгляд на одно долгое мгновение, а потом перевел взгляд на запястье, которое кровоточило уже не так сильно. Потом он занес нож, чтобы я тоже могла поддержать себя его кровью. Я остановила его и отвела занесенную руку, отбросив в сторону стальной нож. Он бросился за ним, поймал его и протер лезвие спиртом, несмотря на то, что я торжественно поклялась не пить его кровь и не лишать его последних сил.

— Что мы будем делать, если она никогда не вернется? — уныло спросила я. — Она хочет нашей голодной смерти. — Естественно я имела в виду бабушку, которая к тому времени не появлялась уже две недели. Кроме того я поняла, что Крис преувеличивал, когда говорил, что припрятал на черный день целый фунт чеддера. Теперь мы съели даже то, что использовали в качестве приманки в мышеловках. Мы провели три дня полностью без еды и еще четыре — с крошками сыра, предназначавшимися для мышей. Молоко, которое пили только близнецы, кончилось два дня назад.

— Она не даст нам умереть с голоду, — сказал Крис, обнимая меня своей ослабевшей рукой. — Вернее, мы ей не дадим сделать это с нами. Мы будем идиотами, если позволим ей. Завтра, если она не придет к нам с едой, мы свяжем веревки из простыней и спустимся из окна.

Моя голова лежала на его груди, и я слышала слабое биение его сердца.

— Откуда ты знаешь, что она теперь сделает? Она ненавидит нас. Она хочет, чтобы мы умерли. Разве ты не помнишь, как она постоянно повторяла, что лучше бы мы вообще не появлялись на свет.

— Кэти, старая ведьма далеко не глупа. Она принесет еду очень скоро, пока мама не приехала, где бы она ни была.

Я сделала попытку перевязать ему запястье. Нам следовало бежать раньше, две недели назад, пока у нас были силы для того, чтобы совершить опасный спуск. Сейчас, если бы мы даже и решились, мы бы упали и разбились насмерть, тем более с привязанными на спине близнецами.

Но наступило утро, и никакой еды не было. Крис силой отвел нас на чердак. Близнецов пришлось нести на руках, они слишком ослабли и сонно свернулись калачиком в углу классной комнаты. Крис начал готовить веревочные крепления, чтобы мы привязали их к спинам. Ни он, ни я не решились произнести вслух, что, возможно, мы совершаем самоубийство или убийство в случае, если упадем.