Соня преданно любила Николая – но в ней самой не было того духовного огня, который переполнял Наташу и княжну Марью, хотя по-разному. Соня была своя, понятная, близкая – именно поэтому он не мог восторженно любить её. Княжна Марья была далека, и «он не понимал её, а только любил». (Курсив мой. – Н. Д.)

Это поразительная формула любви, в которой непременно должно оставаться что-то непонятное. Ведь то, что чувствовал Николай: «существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам», – это же чувство владело Пьером, когда он понял, что любит Наташу, и Левиным в его любви к Кити; это чувство необходимо любви, хотя иногда оно бывает обманчиво.

Но ведь жалко Соню. За что судьба обделила её? Будь она не сиротой, а богатой невестой, всё могло обернуться иначе. Для Николая оказалось благом то, что Соня – бесприданница, а княжна Марья богата. Но для Сони…

Есть что-то очень горькое в тех страницах, где рассказано, как Соня решилась освободить Николая от его слова. Так понятен её скрытый бунт против старой графини, которая сначала измучила Соню намёками и оскорблениями, а потом со слезами молила её пожертвовать собой и отплатить «за всё, что было для неё сделано…»

Старая графиня – прежде всего мать, и мы уже видели, что слепая страсть материнства может толкнуть её на поступок, по меньшей мере, неблагородный. Но когда она отказалась дать подводы раненым, Наташа в своём бурном порыве пристыдила мать. Почему же теперь Наташа молчит? Ведь сожгла же она себе руку линейкой, чтобы доказать любовь к Соне, – оказывается, совершить этот смелый детский поступок было куда легче, чем изо дня в день спорить с матерью из-за Сони.

Наташе не до того. Возле неё раненый, умирающий князь Андрей – может ли она во всю силу души думать о Соне? Да и любит она свою мать, как вступить с ней в долгий, непрерывный конфликт? Нельзя осудить Наташу, но Соне от этого не легче – старая графиня в своём страстном материнстве поступает неблагородно, и некому удержать её.

Хотелось бы думать, что любовь всегда – высокое, очищающее чувство. Но это не так: любовь бывает и нечистой, и бесчестной. Достаточно вспомнить Пьера, с его тёмной страстью к Элен, или низкое, зверское чувство Анатоля к Наташе, да и стыдную влюблённость, толкнувшую Наташу к Анатолю.

Но материнская любовь – самое чистое, самое бескорыстное из всех чувств! И она может обернуться низостью, если не контролировать её разумом, если в этом высшем из проявлений человечности отказаться от сомнений, позволить себе всё и не упрекать себя.

Ростовы вырастили Соню, как своих детей. Когда они взяли её в свой дом, то, во-первых, не задумывались, что будет, когда она вырастет, а во-вторых, тогда они были богаты. Ещё в 1806 году старую графиню не пугала нежная дружба сына с бесприданницей Соней. Но чем ближе семья была к разорению, тем дальше старая графиня уходила от племянницы: её страстного материнского чувства хватало только на своих, родных – и это  б е з н р а в с т в е н н о.

Можно ли было брать девочку в дом, чтобы потом попрекнуть её этим? Есть поступки, которые нельзя оправдать ничем, – таково поведение старой графини с племянницей, и Соня в глубине души понимает это. «Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони». Но все её жертвы подсознательно имели одну цель – стать достойней, лучше, выше в глазах Николая. Теперь она должна была «отказаться от того, что для неё составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни». И в Сониной душе созрел бунт – она «решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним».

Её новое чувство к Николаю – «страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии», – осталось ему неизвестным. Он-то знал тихую, преданную и пресную любовь Сони, от этой любви он отказался. Может быть, если бы они встретились… Может быть, если бы князь Андрей остался жив…

Соня понадеялась на эти «если бы». Она не очень искренне написала своё письмо с возвращением данного слова, но кто осмелится упрекнуть её за эту неискренность, продиктованную любовью?

У Толстого нет счастливых разрешений всех невзгод. Его герои далеко не всегда получают заслуженное счастье, их жизнь сложна. Мы до сих пор плачем и смеёмся над страницами его книг, потому что всё в них – как на самом деле: горе и радость, мир и война, любовь и смерть.

«Если сколько голов, столько умов, то сколько сердец, столько и родов любви», – сказала Анна Каренина, когда полюбила Вронского. Эта мысль кажется естественной, простой, пока не вдумаешься в неё. На самом же деле каждый из нас, полюбив, убеждён, что испытывает то единственное чувство, которое называется любовью, а оно не единственное, оно у каждого своё; и один человек может любить по-разному в разные свои годы. Княжна Марья и Соня любят Николая не одинаково, и князь Андрей любит Наташу не так, как Пьер, и не так, как он любил свою жену. И Наташа любит Андрея своей, ни на чью не похожей и неповторимой любовью.

3. Смерть

Начало работы над новой книгой – трудный шаг в жизни каждого писателя. Не так-то просто решиться, взять на себя смелость, самому себе сказать: я напишу роман и отдам ему два, три года своей жизни. Никогда нет уверенности, что книга удастся, и особенно мучительны первые дни, недели, даже месяцы, когда обдумывается, выстраивается в воображении книга, которую надо написать.

Толстой работал над «Войной и миром» семь лет. Он много раз менял замысел романа, составил множество планов, бесконечно переписывал главы и отдельные страницы.

Читать планы и черновики, первоначальные наброски и варианты «Войны и мира» невероятно увлекательно. Видишь, как сложно, каким колоссальным трудом даётся эта кажущаяся лёгкость повествования, это естественное течение жизни, сплетение судеб и характеров. Одни герои вырисовываются ярче, другие уходят в тень, третьи исчезают.

Я попробовала однажды прочесть один из последних вариантов романа, не перечитывая перед этим окончательный текст; года три я его не перечитывала.

Было интересно читать так называемый краткий вариант. В нём уже жили все: Пьер, Андрей, Наташа, Николай, Соня… Когда я дошла до