Он помолчал и даже улыбнулся. А она чувствовала себя холодной каменной глыбой. Почему-то даже шевельнуться не могла. Свобода? Она вольна лететь куда угодно? Забрать Мику?

Только вот радости отчего-то не было.

— А ты? Как же ты? — прошептала, сминая уголок простыни.

— Ну, как-нибудь. — Оллин пожал плечами. — Так что думаешь об этом? Как только окончательно придешь в себя, я прикажу Эльсу… И мой дядя тебе ничего не сделает, не бойся.

— Я не боюсь. — Она механически облизнула вмиг пересохшие губы.

Свободна. Но почему так тянет, болит в груди, словно что-то рвется, ломается со скрежетом, крошится, острыми осколками раня сердце?

— Ну вот, — Оллин развел руками, — это все, что я хотел тебе сказать. Честно, я все это время думал над нашим последним разговором. И я попытался разыскать Вирана Тала, чтобы он убрал все, как ты считаешь, лишнее, что он закачал тебе в голову. Но Виран Тал куда-то делся, на звонки не отвечает, из своего дома съехал. Боюсь, что в данной ситуации только он мог помочь, других подобных нейроаналитиков поблизости нет. Выходит, что я тут совершенно бессилен, прости. Но это все в самом деле неправильно. Я не должен был тебя привозить сюда, а поэтому теперь, хоть и поздновато, но приношу свои извинения. Ты можешь уехать в любой момент. Я назначу тебе приличное содержание…

Айрис проглотила горький комок в горле.

Что тут от Вирана Тала, а что ее? Уже не разобрать. Да и важно ли все это?

Оллин ее отпускал.

Оллин, который впервые дал ей почувствовать себя человеком.

Первый мужчина в ее жизни, который просто захотел отправиться с ней на прогулку и показать новый мир.

Единственный мужчина, который не побоялся принять всю ее боль.

И теперь он просто отпускал, а сам уходил.

— Собственно, вот что я хотел тебе сказать. — Он прошелся по комнате, заложив руки за спину.

А ведь у него где-то там рана. Его ножом пырнули из-за нее. А может быть, он ее отсылает именно потому, что пара — слабое место императора?

— Я — твое слабое место, — просипела она. — Поэтому ты хочешь от меня избавиться?

Оллин остановился и задумчиво посмотрел на нее.

— Нет, я же только что все объяснил. Я тебе не нужен. И вряд ли буду нужен. Вот поэтому. Еще раз приношу свои извинения, Айрис. Я не должен был тебя увозить, это было неразумно.

И тут словно плотину прорвало. Комната перед глазами поплыла. Слезы покатились по щекам.

— Что? Айрис, что с тобой?

Он вмиг оказался рядом, осторожно обнял за плечи, даже присел на край кровати. Начал гладить по спине, по голове — аккуратно, как будто она стеклянная. Айрис судорожно вцепилась в его водолазку, сминая ее на плечах, царапая его ногтями.

— Ты… — И захлебнулась рыданиями. — Почему?.. Что ты со мной делаешь… за что, почему ты так?.. Ломаешь меня. Позволил чувствовать, а теперь наигрался и отсылаешь?

— Ну, Айрис, не надо. — А голос холодный и сухой. Совсем не такой, как раньше. Неужели все выгорело? Развеялось, как прах на ветру?

— Оллин…

— Кажется, я предложил хорошее решение. — Но дыхание — рваное, тяжелое — выдает его. Ему тоже больно и плохо, как и ей.

— Все, я тебе не нужна? Наигрался?

— Не переворачивай с ног на голову. Ты мне нужна. Я тебе это всегда говорил. Но если ты не хочешь со мной быть и уверена в том, что никогда не захочешь, к чему ломать комедию? К чему ломать себя?

Он легонько коснулся губами ее виска, и это прикосновение прошило как удар молнии.

— Не уходи, — судорожно зашептала она, — я… я не знаю, почему все… вот так. Я не знаю, как правильно. Я вообще ничего не знаю! И мне страшно… Но не потому, что меня украли. Мне страшно оттого, что ничего подобного никогда в жизни со мной не было. Никогда, слышишь? Я не знаю, как это, когда хорошо. Я понятия не имею, что у нас с тобой будет дальше. Я боюсь, что ты тоже скажешь, что я бревно в постели… И боюсь, что мне просто будет больно и противно, а ты слишком хороший, чтобы вот для тебя… и так…

— Ш-ш-ш-ш, не надо.

И так хорошо от его голоса. Спокойно. Как будто она покачивается на теплых волнах. У них в озере вода всегда была ледяная, а тут, надо же, вообразила себе теплую…

— Побудь со мной до коронации, а там решишь, — сказал Оллин. — Это всего лишь пять дней.

* * *

На следующее утро, стоило только разлепить глаза, Айрис столкнулась взглядом с Лайоном Делайном. Пискнув от неожиданности, прижала к груди одеяло и медленно, медленно поползла на противоположный край кровати, подальше от него.

— Доброе утро, — безмятежно сказал дядя будущего императора. — А я вот пришел удостовериться, что с вами все в порядке.

— В-вы… — Она села, глядя в темные, с прозеленью, глаза Делайна. — Как вам не стыдно? Хоть бы постучались!

— Я у себя дома, — пожал он плечами.

Айрис отметила, что выглядит Лайон чрезвычайно довольным. И уже причесан, одет так, словно у него сейчас деловое совещание.

Она мотнула головой, отбросила спутавшиеся за ночь волосы со лба.

— Имейте хоть каплю уважения, — сказала тихо. — Что за манера, вламываться в комнату к спящей женщине.

Лайон ухмыльнулся. Он сидел, вальяжно развалившись в кресле, и с интересом рассматривал Айрис, точно видел впервые. Она уставилась на него, решив, что не будет первой отводить взгляд, но потом все равно не выдержала и сделала вид, что ей чрезвычайно интересно, что там, за окном…

За окном было раннее утро. Чистое ясное небо. Перламутровые облака на горизонте.

— Милая моя, вы еще не заработали мое уважение, — наконец произнес Лайон. — Но, должен признать, действуете вполне решительно. Еще несколько таких попыток, и Оллин поймет, что вы ему не нужны. И тогда…

— Убьете меня? — прямо спросила Айрис, снова обратив взор на Лайона.

— Зачем? — Он улыбнулся, казалось, вполне доброжелательно, но глаза были холодные, лживые.

«Я ведь знаю, что император Рамелии — модификант. И что сам Лайон Делайн — тоже модификант. Разве таким, как я, оставляют жизнь?»

— Я выполню все, что обещал, — мягко продолжил Делайн, — мы же договорились, правда? Вы мотаете нервы моему племяннику, я убеждаю его в том, что с вами нужно расстаться, ну и… все довольны в итоге.

«Что-то не помню, чтоб мы договаривались, — подумала Айрис, — ну да ладно».

— Я стараюсь, — хрипло сказала Айрис, и ложь далась на диво легко. — Вы же видите.

— Вижу. — И снова холодная лживая улыбка, липкая, неприятная, после которой хочется постоять под горячим душем.

— Оставьте меня, — кое-как выдавила Айрис, — мне нужно привести себя в порядок.