В начале 1909 года Уинстона переполняло чувство уверенности. Одному из журналистов он доверительно сообщил, что этот год будет полон волнующих достижений: «Огромные планы и при этом тщательно проработанные». Он не сомневался, что за два года, если все пойдет, как задумано, страна получит разумную и эффективную систему, позволяющую помочь тем, кто не в состоянии позаботиться о себе, и дать возможность продвинуться тем, кто этого хочет. Собственно, именно об этом он говорил в октябре во время выступления в Данди, когда только что вернулся из свадебного путешествия: моя главная цель «обратить внимание на нужды нации, для того, чтобы выстроить наиболее полную и тщательно продуманную социальную организацию».

Те же самые мотивы прозвучали и в пятницу вечером, когда он выступал перед избирателями Данди в Киннэйрд-Холле (его молодая жена сидела рядом): и страстно произнес: «Мы шагаем в лучшее будущее. Мы утверждаем человеколюбие. Полные надежды, мы идем широкой прямой дрогой, оставив за спиной горы, навстречу рассвету».

Пока Черчилль наслаждался новой ролью в Либеральной партии — ролью пророка, молодого, чисто выбритого Моисея, указывающего путь к спасительной земле, — две силы стремительно вырастали, чтобы преградить ему путь «на широкой дороге». Одна — это Германия, другая — Ллойд-Джордж.

Пока генералы кайзера играли в игры, изображая рыцарские турниры, его адмиралы занимались созданием современного флота, чтобы выступить соперниками Британии. В 1906 году им пришлось модернизировать свои планы, когда британцы спустили на воду огромный линкор под названием «Дредноут» (HMS Dreadnought) — настоящий монстр с впечатляющей огневой мощью, способный потопить любой из существующих кораблей. Было не слишком благоразумным трубить в фанфары по поводу превосходства его дальнобойных орудий, но британцы не могли удержаться. Один преисполненный гордости офицер Королевского флота заявил представителям прессы: «В тот день, когда линкор «Дредноут» поднял флаг, все флоты мира тотчас стали устаревшими». К концу 1908 года уже десятки таких британских линкоров были в строю или находились в процессе постройки.

Германские адмиралы отнюдь не были устрашены этим и восприняли новый корабль как вызов, который им следует повторить и превзойти. Они не теряли времени даром. В 1908 году немцы спустили на воду четыре линкора с теми же способностями, что имел «Дрендоут», и взяли курс на создание к 1912 году флота из двадцати одного корабля такого же типа. В Британии росли опасения, что нация, которая долгое время оставалась королевой морей, может утратить свое влияние в этой области. И те, кто раньше утверждал, что новый британский корабль превосходит по мощи все другие, пришли к выводу, что он лишь вызвал гонку вооружений. «Если мы выставляем иностранные флоты устаревшими, — писали в «Эдинбург Ревью», — мы показываем иностранцам путь, как сделать это с нами».

Покрытые завесой тайны военно-морские приготовления Германии породили у британских властей неуверенность, они не представляли, насколько опасны новые виды кораблей, какое количество Германия уже имеет и сколько находится в производстве.

В один из дней декабря 1908 года член оппозиции, Джон Лондсдейл, спросил у Реджинальда Маккенны, нового главы адмиралтейства, может ли он назвать «количество и технические характеристики больших орудий, установленных на новом германском линкоре «Позен». Маккенна ответил: «Я не располагаю информацией по этому вопросу».

Потрясенный Лондсдейл задал следующий вопрос, обращаясь уже к присутствующим: «А не считаете ли вы нужным предпринять шаги, чтобы ознакомиться с этими фактами?» Маккенна попытался ответить вопросом на вопрос: «Если уважаемый джентльмен поможет мне разобраться в тяжелом вооружении «Позена», я буду ему чрезвычайно признателен». «Это не является моей работой», — отразил нападение Лондсдейл.

Возможно, Маккенна имел смутные представления об оснащении некоторых линейных кораблей, но он знал больше, чем хотел признать. Только он боялся посеять панику, если выскажется по существу. И через две недели он признался Асквиту: «Возможности Германии строить дредноуты в данный момент равноценны нашим возможностям». И если эта «тревожная» новость станет достоянием общественности, предупреждал он, это вызовет горькое разочарование в силах правительства. Последние поступавшие в кабинет доклады настолько тревожили Маккенну, что он подготовил записку с просьбой о предоставлении дополнительных финансовых средств, необходимых для строительства новых дредноутов. Запрашиваемая сумма в 9 миллионов фунтов — умопомрачительная по тем временам — превышала ранее запланированные расходы в шесть, а, может, и в восемь раз. Кабинет министров принял запрос в январе 1909 года, и два месяца его члены спорили о том, что предпринять.

Увлеченный планами социальных преобразований, занятый сначала ухаживанием за Клементиной Хозиер, а затем женитьбой, Черчилль меньше обычного обращал внимание на вопросы внешней политики. Военные планы проходили мимо него. Молодой человек, который некогда бросался в атаку и рисковал собственной жизнью, уже привык к менее мучительным перипетиям политических баталий. И он не сразу разглядел те опасности и угрозы, которые создавало все возрастающее военно-морское соперничество между Германией и Британией. Реформы, сокращение расходов и мирные переустройства являлись основными лозунгами Либеральной партии, и Черчилля воодушевляли эти великие цели. Они казались ему теперь лучшим путем для достижения славы, чем тот традиционный путь, который предоставляла война.

В нем ничего не было от милитариста, разжигателя войны, как расписывали позднейшие критики, — напротив, Черчилль тогда считал, что у двух стран — Германии и Британии — нет причин для военного противостояния. «Я считаю, что надо решительно пресекать высказывания тех людей, которые считают, будто война между Великобританией и Германией неизбежна, — говорил он слушателям в Уэльсе. — Это полная чепуха. Нам не из-за чего сражаться, нет такой награды, которую мы способны выиграть. Я разделяю высокую и господствующую в обществе веру в неизменно добрые чувства великих народов».

Пока Черчилль мечтал о мире и процветании, мягкий и кроткий Реджи Маккенна проталкивал планы, предусматривающие значительное увеличение мощи британской военной машины. Для выполнения этой задачи требовались такие огромные деньги, которые Черчилль не мог изыскать. Потратив месяцы на поиски средств, необходимых для общественных преобразований, он не имел никакого желания тратить миллионы ради противостояния тому, что представлялось сомнительной угрозой. И он решил, что теперь важнее сразиться с Маккенной, чем ускорять подготовку к некоему будущему конфликту с Германией.

Вместе с ним рука об руку выступил Ллойд-Джордж. Они доказывали, что строительство четырех дредноутов вполне достаточно для предстоящего года. Вдвоем ни сражались столь уверенно, что им удавалось выводить Реджи из себя: «Ненавижу их!» — сказал он жене после длившихся месяцами споров по военно-морскому вопросу.

Его противники оспаривали все, что он предлагал. Маккенна предоставлял кабинету министров письменное обоснование своих планов, а Черчилль возвращал его назад со своими критическими замечаниями на полях. Реджи был так разгневан и расстроен, что ходил на заседания кабинета, приготовив письменное заявление об отставке, которое он держал в кармане, чтобы выложить его, как только Черчилль зайдет слишком далеко в своей критике. Ллойд-Джордж упивался конфликтом. Чтобы еще больше подстрекнуть Уинстона, он говорил ему, пользуясь военной терминологией, что наслаждается, наблюдая, как словесная огневая мощь Черчилля «разбивает в пух и прах эскадру Мак-Кея»[32]. Ораторское мастерство Маккенны не было столь ярким и убедительным, как у Черчилля, и он надеялся только на Асквита, ожидая, что тот предотвратит разгром. Но премьер-министр предпочитал, откинувшись на спинку кресла, наблюдать за сражением, пока одна из сторон не выйдет победителем или пока не будет достигнут компромисс.