Оказывается, вовсе недурно расслабиться, слившись с жизненными ритмами паука! В отличие от обостренного, с налетом тревожности человеческого сознания, ум Греля до краев полнился неким жизнерадостным благоговением. Ясно было, что люди в сравнении с пауками безнадежно поражены отсутствием слитности, даже самые бесхитростные натуры. Людские умы приучены пристально вглядываться в реальность, выискивая смысл, – так хищная птица кружит над земным простором, высматривая малейший признак движения, способный выдать добычу. Это, в свою очередь, означает, что часть человеческого сознания постоянно пассивна, выжидая, когда что-нибудь случится. Сознание же Греля – полная противоположность. У него абсолютно не было нужды в «помыслах»; следовательно, он существовал в совершенно реальной Вселенной, где все очаровывает по-своему.

И это, понимал теперь Найл, объясняет, почему пауки выработали такую колоссальную силу воли. Поставив перед собой цель, они жаждали ее достижения всем своим существом. Если цель была чем-то чревата, инстинкты вовремя это подсказывали. «Помыслы» были ни к чему. Потому пауки использовали тайные силы подсознания – о которых люди едва догадываются – просто и естественно, как атлет использует свою силу и выносливость.

Найла разбирало волнение: он сейчас чувствовал себя приобщенным к тайне. Ноги-то все еще ныли, однако он сознавал, что усталость его как бы напускная, иллюзорная, вызванная собственной мыслью об усталости. Глядя на мир глазами юного Греля, он теперь различал теплое свечение осмысленной целенаправленности, уверенность в том. что ему самому нынче решать, утомился он или нет. Не успело все это как следует осесть в сознании, как ломоту будто рукой сняло, во всем теле пробудилась искристая энергия.

Грель бросил птицу в сточную канаву. Непонятно почему: на ней еще оставалось порядочно нежного мяса. Ага, вот что: они почти пришли, вплотную приблизились к башне на вершине холма.

– Твой отец там?

– Да. Это штаб воздушной разведки.

Башня была сложена из черного камня, и среди людей она слыла Черной башней – темницей, где истязают и мучают. Зловещая репутация! Башня была встроена в стену; очевидно, некогда ей отводилась роль наблюдательного пункта, откуда открывается вид на весь город. Дальше стена и мостовая сходили вниз, опоясывая старую часть города на юго-западе. Плоский зимний пейзаж осеняли косые лучи заходящего солнца, море на горизонте уже покрыла тень. Отделенная тридцатью милями океанской воды, по ту сторону залива лежала пустыня Северного Хайбада, земля, где родился Найл и где развеян по ветру пепел его отца.

Грель, поиграв железным кольцом, толчком открыл массивную дверь. Навстречу пахнуло холодом и пылью, затхлостью, такой типичной для паучьего жилья. Потянуло еще чем-то, вызвавшим у Найла странноватую волну ностальгии. Сам по себе запах был не сказать чтобы приятный, смесь гнилых овощей и тухлого мяса. Его испускали порифиды, примитивные организмы, выделяющие газ для надувания паучьих шаров. Найлу невольно вспомнилось путешествие в Дельту, неизбежно воскресившее в памяти и встречу с растением-властителем – внеземным существом, которому пауки поклоняются как богине Нуаде.

Найл и Грель находились в круглой палате, низкий потолок которой подпирали каменные столбы. К внутренней двери вел пролет неширокой лестницы. Когда хлопнула входная дверь, наверху лестницы появился человек в одежде мастерового и стал высматривать вошедших в полумраке. Силуэт вычерчивался на фоне приоткрытой внутренней двери.

– Кого там несет?

– Мы пришли встретиться с начальником Асмаком.

Человек (очевидно, надсмотрщик) сказал:

– Входить сюда можно только с разрешения Смертоносца-Повелителя!

Сказал это так неприветливо, что Найл смутился. Тут из затенения вышел Грель:

– Прошу тебя, передай отцу, что мы здесь.

Надсмотрщик слегка опешил, после чего, пожав плечами, возвратился в комнату, гулко хлопнув за собой дверью; Найл с Грелем остались почти в полной темноте. Такая бесцеремонность и невежливость – торчите, дескать, здесь, незваные гости! – вывели Найла из себя, он без приглашения поднялся по лестнице (Грель, по этикету, следом) и нашарил щеколду. Внутреннее помещение оказалось большим и хорошо освещенным, с висящими на стенных крюках фонарями. В основном оно было занято рабочим столом, большим и круглым – метров пяти в диаметре, – на котором лежало полотнище паучьего шара; голубоватый шелк мягко переливался в свете фонарей. Стоящие вокруг стола люди сшивали края полотнища. На той стороне комнаты виднелся пузатый аквариум высотой в человеческий рост. В глубине его слизисто-зеленой воды лежали порифиды – сокращенно от porifera mephitis, – запах которых наполнял комнату. По сути, он не очень бил в нос, жуткий свой смрад порифиды начинают испускать лишь тогда, когда погружены в полную темноту – скажем, во внутренность шара.

Сосредоточенные над шитьем люди ни на секунду не отрывались от работы. Но когда Грель хлопнул за собой дверью, стоявший ближе всех портной мельком глянул на вошедших. Глаза у него удивленно расширились, а ножницы выпали из рук. Найл со смущением понял, что его узнали. Предупредительно тряхнув головой, он собрался отвернуться, но уже поздно: портной рухнул на колени.

– Прошу, продолжай работу, – негромко пробормотал Найл.

Это привело лишь к тому, что вверх посмотрели остальные и, едва узнав Найла, тоже попадали на колени. Не потому, что перед ними живой посланец великой богини (основная причина преклонения пауков), а просто оттого, что эти люди были приучены к абсолютному подчинению вышестоящему начальству. В дни рабства даже недостаточно низкий поклон уже мог послужить причиной для жестокого наказания. Созданную за многие поколения привычку нельзя было искоренить за несколько месяцев. Лицо Найла выражало растерянность.

– Прошу вас, поднимитесь.

В эту секунду дверь на том конце комнаты открылась и вошел тот самый надсмотрщик. Оторопело поглазев на подчиненных, он, очевидно, подумал, что те его разыгрывают, и физиономия у него побагровела от гнева. Но тут он тоже узнал посланца богини и моментально присоединился к остальным. Найл прокашлялся.

– Начальник Асмак готов к встрече со мной?

Надсмотрщик сбивчиво пролепетал:

– Простите меня, г-господин, я не узнал вас.

– Не стоит извиняться. Ты выполнял свои обязанности.

Пройдя через комнату, он открыл дверь, ведущую на внутреннюю лестницу. Когда проходил, надсмотрщик схватил его за руку:

– Видите ли, господин, это место считается секретным…

– Хватит, все ясно.

Найл с некоторым трудом высвободил руку и стал подниматься по лестнице. Грель шел сзади, чувствовалось, что происшедшее здорово его позабавило.

Следующая дверь вела в комнату, представляющую собой, очевидно, склад – всюду штабеля ненадутых шаров. То же самое на следующем этаже и этажом выше. Шестой этаж был занят большими баками с порифидами и деревянными корытами, наполненными их пищей, – белыми личинками, запах от которых шел еще более гнусный, чем от порифидов.