— А дальше человечество выродится. Господствующей идеологией станет абсолютная свобода личности в реализации своих самых низменных устремлений с единственным ограничением — не мешать другим, таким же.

Третий сюжет начинался обычной порнухой, правда, предельно гнусной, потом плавно перетекал в педерастическую и, так сказать, на закуску, заканчивался чемпионатом мира по «кто больше нагадит». Как и положено, он то и дело прерывался рекламой средств от перхоти, ожирения и импотенции.

— Так хочет жить и живет считающий себя элитой человечества и устанавливающий законы «золотой миллиард», — прокомментировал я. — А чтобы ему это обеспечить, остальные шесть живут вот так!

Четвертая серия состояла из кадров самой вопиющей нищеты, которые я только смог нарыть, перемежающихся картинами экологических катастроф типа высохшего Арала. Кончалась она брошенной русской деревней с развалившейся церковью на заднем плане.

Моя гостья была на грани обморока, я даже на всякий случай достал аптечку.

— Не надо, — слабо махнула рукой она, — мне уже лучше… О боже, какой ужас! Какая мерзость!

— Да, будущее у нас непривлекательное, — подтвердил я. — И старец считает, что в его неизбежности виноваты практически все живущие, за исключением немногих чистых душ, к которым он только что отнес и Ольгу. Потому и был так резок с вами…

— А вы? — взволнованно спросила императрица. — Вы как считаете?

— Мне рано делить людей на правых и виноватых, — потянулся за следующей сигаретой я, — мне хочется просто не допустить того, что вы видели. Старец ведь не считает, что это совсем невозможно — он уверен, что человечество достойно именно такой судьбы. А я, смотря на ваших младшего и среднего сыновей, на Ольгу, на многих других, не могу с ним в этом согласиться.

— Я чувствовала, что Ники ведет страну в пропасть, чувствовала… Но не думала, что это будет так страшно и так скоро! Они же там, на этих жутких картинах, были совсем ненамного старше, чем сейчас! — Императрица помолчала, набираясь решимости. Потом сказала преувеличенно спокойным голосом: — Георгий Андреевич, я прошу вас внимательно выслушать то, что я вам скажу. Когда семь лет назад почил мой венценосный супруг, я была уверена, что трон должен занять не Ники, а Жорж, и у меня в этом была достаточно влиятельная поддержка. Но его болезнь… да он просто мог не перенести дорогу в Питер. Сейчас поддержка влиятельных людей у меня по-прежнему есть, хоть и в несколько меньшей степени. Зато теперь Жорж здоров, и его поддерживаете вы! Стоп, — властным жестом остановила она меня, — не надо мне сейчас ничего говорить. Мы собираемся гостить здесь еще неделю, у вас будет время все как следует обдумать, да и у меня тоже. А пока, — слабо улыбнулась Мария Федоровна, — не поделитесь ли со мной, как вы собираетесь выполнять поручение старца относительно моей дочери?

— Ну, — предположил я, — развод, пожалуй, не лучший выход, это вредно отразится на репутации Ольги. Так что некоторое время ей придется потерпеть существующее положение дел. Здоровье я ей поправлю, не волнуйтесь. А ее муж… он, гад, ищет наслаждений, и гори все остальное синим пламенем? Он их получит. Столько, сколько захочет. И будет честно предупрежден, что излишества могут оказаться вредны для самочувствия. Никто его и пальцем не тронет, он сам выберет свою дорогу и пройдет по ней до конца — эта дорога будет из тех, с которых невозможно свернуть.

«Героин тут уже производится, — подумал я, — но этому клиенту лучше из моего мира синтетики натаскать, она эффективней».

Мои обещания насчет Ольгиного здоровья отнюдь не были блефом. Утверждение «все болезни от нервов» идеально подходило к ее случаю, в нашем мире она через год бы успокоилась, и волосы тут же отросли обратно. Здесь я ее постараюсь успокоить пораньше, через портал свожу для поднятия общего тонуса, ну лекарств каких-нибудь из своей Москвы презентую, сильно не помогут, но все-таки.

— Я рада, что мы с вами так замечательно побеседовали, — светским тоном сказала императрица, — предложите мне руку, и давайте вернемся к моим детям. Я смотрю, вы живете совсем скромно, — продолжала она по дороге. — Неужели вы все силы вашей недюжинной натуры тратите на помощь моему сыну в его трудах на благо России, ничего не оставляя себе? Если бы вы знали, сколь редко ныне можно встретить такое…

На следующий день к нам приехал Михаил, провести Рождество в кругу семьи, и вернулась из Москвы Маша. Будучи представленной Марии Федоровне, она вела себя скромно и произвела неплохое впечатление. После беседы с ней императрица подошла ко мне:

— Георгий Андреевич, мне очень понравилась ваша племянница, но, надеюсь, вы понимаете, что о браке Жоржа с ней речи идти не может?

Я, в общем, был готов к такому повороту событий, а потому, сделав наивное лицо, изумился:

— Да отчего же? Все зависит от развития событий. Вот представьте себе, победила та самая революция, а мы, как люди предусмотрительные, успели сбежать. И почему бы тогда парижскому таксисту Гоше Романову не жениться на английской летчице и художнице Маше Островской?

— Вы… да как… извините. Это вы серьезно говорите?

— В какой-то мере. Я просто хотел подчеркнуть, что все меняется. Сейчас — да, великий князь Георгий не может себе позволить такого брака. Но если, например, возможность занятия им престола будет исключена, то отчего бы и нет? Пожалование Маше титула княгини Ла-Маншской — вопрос нескольких ближайших месяцев.

— Я вас поняла, — кивнула императрица, — не могу сказать, что согласна, но хорошо уже то, что мы уяснили позиции друг друга в этом вопросе.

Вечером был ужин — чуть не сказал «при свечах». Разумеется, при электрическом освещении, это у нас ими подчеркивают камерность обстановки, а в то время свечи говорили только о том, что хозяин не может себе позволить нормального света. А после ужина состоялось наше с Машей выступление. Мы, собственно, уже давно собирались потихоньку внедрять здесь подходящие песни нашего времени, да все как-то не доходили руки, но тут Маша наконец дожала меня. Сама она очень неплохо пела и играла на гитаре и синтезаторе, так что ее было решено объявить композитором. Мне досталась роль поэта, потому как петь я мог только Высоцкого, да и то далеко не всего, а на гитаре знал четыре аккорда.

Сначала был представлен синтезатор, объявленный последним изобретением инженера Найденова. Правда, было уточнено, что он работает на уникальных тибетских кристаллах и поэтому существует лишь в единственном экземпляре. Потом было сказано, что кроме всего прочего я еще и поэт. Почему-то это удивило только Михаила, дамы восприняли новость как должное. Наконец конферанс закончился, и начался концерт. Первую песню мы объявили посвященной Марии Федоровне, и Маша спела «Кавалергардов». Императрица благосклонно покивала, зато Ольга воодушевилась и широко открытыми глазами глядела на Машу. Следующим номером была «Госпожа удача». Потом я взял гитару, сказал, что спою пиратскую песню, которую в детстве слышал от деда, и изобразил «Еще не вечер». На этом общая часть концерта была закончена. Молодежь осталась знакомиться с синтезатором и нотами песен, а мы с Марией Федоровной прошли в библиотеку. Мне почему-то вспомнилась соответствующая сцена из «Операции Ы».