Женщина была благодарна, что ночная рубашка скрывает ее раны – она боялась, что если бы увидела, насколько они серьезны, то сдалась бы, встала на колени и склонилась перед неизбежным. Больше чем когда-либо ей была необходима вера в себя. Она должна придумать историю настолько яркую, что она поможет ей выстоять.

Однажды, давным-давно, жили-были:

Любовь.

Смерть.

Призраки.

И жили они в мире, погруженном в кровь.

Кровавый туман опускался на место убийства, а потом медленно стекал по пустым и высохшим шахтным выработкам к красной глине, которая пузырилась и лопалась на мерзкой плитке цвета белой кости. Земля багрового цвета пробивалась сквозь грязь. Аллердейл Холл был окружен ярко-красным пятном, которое медленно подбиралось к босым ногам Эдит.

Но это было еще не самое страшное.

За ней должно было прийти дитя ада. Неумолимое и неостановимое существо, полное безумия и ярости, которое уже калечило и убивало и будет и дальше калечить и убивать, если только Эдит не нанесет удар первой. Но она была слаба, кашляла кровью и поминутно спотыкалась, а этот монстр уже успел забрать жизни других людей – и их души, которые были сильнее и искреннее, чем ее.

Снежинки слепили распухшие глаза Эдит василькового цвета; красные капли блестели на ее золотых волосах. На ее правой щеке зияла открытая рана; подол ее тонкой ночной рубашки был пропитан кровью и гнилью и стал заскорузлым от подсыхающих сгустков крови.

И красной глины.

Везде, куда она ни бросала взгляд, Эдит видела только тени – красные на красном и на красном. Если она выживет, она что, тоже присоединится к ним? Она что, вечно будет бродить по этому про́клятому месту, охваченная яростью и страхом? Это совсем не то место, где стоит умирать.

Призраки существуют в реальности. Теперь я точно это знаю.

Конечно, теперь она знала гораздо больше. Если бы только она догадалась соединить фрагменты этой жестокой истории чуть раньше. Но она поняла это слишком поздно, чтобы спасти себя и Алана, который столь многим рискнул ради нее.

Скрытая снегопадом и багровым туманом, девушка мельком увидела бегущие ноги.

Это Люсиль Шарп идет по ее душу.

Рядом с монолитом горного комбайна Томаса, рядом с печью для обжига, Эдит ждала, и по ее щекам текли потоки слез.

Колено невыносимо ныло, и ей было смертельно холодно, однако внутри у нее все горело – Эдит удивлялась, почему у нее изо рта еще не идет дым. Она отступила на несколько шагов и резко повернулась, обшаривая глазами окрестности. Хриплое дыхание вырывалось из ее груди. А потом время внезапно остановилось, и она мысленно вернулась к тому, как она, Эдит Кушинг, оказалась здесь и теперь боролась за свою жизнь.

Ей и в голову не могло прийти, что после всего случившегося она сможет жить долго и счастливо.

Из тумана вышла Люсиль и направилась к ней – убийце больше не надо было хитрить и прятаться. В ее темных глазах кипели ненависть, безумие и жажда мести. Люсиль убила Томаса, но в своем больном воображении считала, что это именно Эдит нанесла ему смертельный удар, потому что брат выбрал ее, а не свою единоутробную сестру.

– Я не остановлюсь, – тяжело дыша, произнесла убийца, – до тех пор, пока не убью тебя или ты не убьешь меня.

– Я знаю… – голос Эдит дрожал, но не от страха, а от изнеможения. Да и какое это имело значение – она и так уже полутруп.

Я не смогу справиться с ней в одиночку.

А потом… Потом она почувствовала, что не одна. Кто-то или что-то был рядом, хотя она ничего не видела в завихрениях тумана. Над ней возвышалась громада бесноватого Аллердейл Холла, но не он был источником этого… Присутствия.

Которое, Эдит это чувствовала, ничем плохим ей не грозило.

Это Энола? А может быть, Памела Аптон? Или все три убитые новобрачные?

Эдит перевела взгляд с искаженного лица Люсиль на взвихряющуюся атмосферу. Ей так хотелось верить в то, что она не могла увидеть.

– Если вы здесь, со мной… – Эдит протянула руку, – покажитесь. Подайте мне знак.

Вот, наконец-то. На Эдит хлынул поток счастья, когда она увидела того, кто пришел помочь ей из чувства своей всеобъемлющей любви. Теперь она почувствовала, что готова.

Приближаясь к Люсиль, она волокла лопату двумя руками, как обессиленный викинг-берсеркер тащит свой боевой топор, готовясь к последнему, отчаянному удару.

Лицо Люсиль светилось торжеством – было понятно, что она никого не видит.

– Тебе некому помочь, – бросила она Эдит. Она улыбалась жестокой и мстительной улыбкой, в которой не было прощения. – Я никого не вижу. А ты?

– Не видишь? – переспросила Эдит. – А я вижу. Их видно только тогда, когда они этого хотят. Только тогда, когда наступает время. – Она вздернула подбородок. – И один из них… – Тут она запнулась, испытывая невероятную усталость, – …один из них хочет, чтобы ты его увидела.

Она следила за Люсиль, когда из тумана появился мерцающий образ.

Томас.

Его призрак был бледен. Из щеки поднималась вверх струйка крови, похожая на дымок. Глаза и губы были золотого цвета – он весь переливался от сияния, исходившего у него изнутри. Томас больше не был существом, порожденным Тьмой, исчадием Аллердейл Холла и творением всего того безумия и жестокости, которыми были охвачены необузданные члены его семейства.

Потрясенная, Люсиль уставилась на него.

– Томас? Нет…

Его вид заставил сестру опустить оружие. По ее щекам хлынули слезы. Призрак Томаса был единственным, что могло сразить женщину, мгновенно погасив ее ярость.

– Люсиль? – негромко позвала Эдит.

При звуках своего имени женщина обернулась. И в этот самый момент Эдит лопатой нанесла ей удар по черепу. От этого сильнейшего удара Люсиль отступила на несколько шагов, стараясь сохранить равновесие, хотя ноги ее уже не держали.

Вид зашатавшегося противника придал Эдит новые силы. Теперь или никогда. Используй свое преимущество. Или сделай, или умри, пытаясь сделать.

Она взмахнула лопатой, нанося рубящий удар лезвием лопаты по голове противницы. Когда Люсиль упала, Эдит остановилась, чтобы перевести дыхание.

Но даже поверженная на землю, Люсиль не собиралась сдаваться.

– Я не остановлюсь. Не остановлюсь… – вырвалось у женщины, и она стала слепо тыкать ножом в багровую грязь, – … пока не убью тебя, или…

Лопата Эдит опять пришла в движение – оно началось от ее босых ног и стало подниматься вверх по бедрам и бокам. Прежде чем Люсиль смогла договорить, лопата опустилась на ее голову с треском, который эхом отразился от стен особняка. Удар вмял лицо женщины в кроваво-красный снег. Этого оказалось достаточно. Ее пальцы судорожно дернулись, пытаясь достать мясницкий топор, лежавший совсем рядом, и замерли навсегда.