Эйприл подалась вперед на своем стуле.

— Он переехал сюда… Не помню точно дату, но где-то после войны… Когда мы с Артуром вернулись из Шотландии, он уже жил здесь. — Миссис Рот помолчала, вцепившись в простыни узловатыми пальцами. — Он был самым красивым мужчиной, какого мне доводилось видеть. Все мы считали его красавцем. Только он никогда не улыбался. И никогда ни с кем не разговаривал. Нам это казалось странным. Баррингтон-хаус строился вовсе не для отшельников, даже наоборот. Дом был тогда не такой, как сейчас. Он представлял собой чудесное место, где все соседи дружили, вместе отмечали праздники. Здесь селились только самые приличные люди, дорогая, не то что сейчас. Теперь тут сплошной сброд, никакого понятия о манерах. Слышали бы вы, как они шумят. Теперь мы понятия не имеем, кто живет рядом с нами. Люди все время приезжают и уезжают, это просто невыносимо.

Миссис Рот принялась всхлипывать. Из рукава ночной рубашки она извлекла белую тряпочку и поднесла к глазам. Крупная тяжелая слеза, которая откуда ни возьмись появилась на щеке, покатилась вниз и капнула на запястье.

Эйприл невольно кинулась к старушке и присела на край постели. Миссис Рот сейчас же протянула ей свободную руку, искореженную артритом и очень холодную. Эйприл попыталась согреть ее между ладонями, и от этого простого жеста миссис Рот заплакала сильнее — так ребенок заливается слезами в спасительных объятиях родителей.

— На него часто натыкались на лестницах, он никогда не пользовался лифтом. Обычно стоял сам по себе и рассматривал картины, даже снимал их со стен, чтобы внимательно изучить. Но поворачивался к тебе лицом, если его побеспокоить. Я это ненавидела. Никто не любил встречаться с ним взглядом, дорогая. Он был сумасшедший, полный безумец. У людей с нормальными мозгами не бывает таких глаз. Всем становилось неуютно рядом с ним. У нас жило много евреев, а мы знали, что он из сторонников Гитлера. Как бишь их называли?

— Нацисты.

— Не перебивай меня, дорогая. Больше всего на свете меня огорчают женщины с плохими манерами.

— Простите.

— И вот так продолжалось несколько лет. Я ни разу с ним не разговаривала. Никогда. И никто не разговаривал. И портье его не любили, они его боялись. Да мы все его боялись, дорогая. Он жил в квартире под нами, этажом ниже. — Миссис Рот указала на пол. — И он всегда так шумел по ночам: передвигал что-то. Будил нас. Такой грохот. И такие крики. Было слышно, как он разговаривает в полный голос. Как будто бы он у нас в соседней комнате. И у него под потолком мы слышали другие голоса, буквально у нас под ногами. Однако мы никогда не видели, чтобы к нему кто-нибудь приходил или уходил. Никто не знал, как он проводит к себе этих людей. Мы спрашивали у портье, но они божились, что никто не посещал господина из шестнадцатой квартиры. Но у него кто-то бывал. Это не радио говорило, радио никогда так не звучит, дорогая.

По временам казалось, что в его квартире полным-полно народу. Как будто у него вечеринка, только не слишком веселая. И другие соседи говорили про него то же самое. Мы все в западном крыле слышали этот шум, и он становился все громче. До самого несчастного случая. Шум и голоса. Жильцы съезжали из-за него.

И вот потом, однажды ночью — никогда не забуду эту ночь! — мы услышали чудовищный грохот и дикие крики. Это было ужасно! Вопили у нас под ногами. Как будто кто-то умирает, дорогая, как будто кого-то мучают. Мы были просто потрясены, не могли сдвинуться с места. Мы с Артуром просто сидели рядом на постели и слушали, пока все не затихло.

И тогда Артур пошел к нему. Он позвонил мужу Лилиан, Реджи, Тому Шейферу, и они все вместе пошли вниз, отправились прямо в пижамах. Реджи пошел, потому что и раньше пытался выселить Хессена из дома. Позвали старшего портье, вызвали полицию. И когда вскрыли дверь, то нашли его в гостиной…

Миссис Рот закрыла почти все лицо носовым платком и зарыдала. Когда она снова заговорила, голос у нее срывался:

— Мы с Лили спустились, чтобы помочь. С ним произошло ужасное несчастье… У него не было лица… Ободрано до кости… Его увезли. Мы думали, он умрет. Человек не может выжить после такой травмы. И никто не понимал, что с ним произошло. Он, должно быть… Должно быть, сам сделал это с собой.

Однако же Хессен вернулся несколько месяцев спустя. Вся голова у него была в бинтах. При нем была сиделка, которую он отпустил через несколько дней. Некоторые соседи даже посылали цветы и открытки бедному больному. Мы знали, что он дома, но дверь он не открывал. Как и прежде, он хотел только, чтобы его оставили в покое. Вот мы и оставили его в покое. Во всяком случае, до тех пор, пока снова не началось. И тогда все стало гораздо хуже, чем прежде. Он был воплощенное зло. И вот теперь они снова вернулись — ночные кошмары, которые убили Артура и Реджинальда. Это все сны, дорогая. Сейчас никто мне уже не поверит, но тогда мы знали. Это он убил их обоих.

Эйприл больше не могла молчать.

— Но как, миссис Рот? Я думала, он просто художник.

— Нет, нет, нет. — Старуха затрясла головой, веки у нее покраснели. — Я говорила вам. Он был не такой, как все. Злой. Я никогда не встречала больше такого плохого человека. Зачем только он поселился здесь?! Я не помню, почему он приехал сюда, но он уничтожил дом. Убил его.

— Как, миссис Рот? Моя бабушка писала то же самое. Что же он сделал?

— Тени вернулись на лестницы. Мы так и не смогли избавиться от них, и они до сих пор здесь. Из-за них меняется освещение, хотя это уже не так важно. Люди перестали сюда приезжать, начали покидать квартиры. Но кое-кто из нас хотел помешать ему, не дать разорить дом. Ведь здесь было так чудесно, пока он не появился.

— А вы видели его картины?

Миссис Рот кивнула.

— Жуткие. Вы даже представить себе не можете. Он понятия не имел, что такое красота. Он испоганил наши сны своими тварями. Мы думали, полковник просто свихнулся. Он когда-то жил в доме, полковник. И миссис Мельбурн. Они начали видеть первыми. По ночам, дорогая. Люди принимали таблетки, ходили к докторам. К настоящим докторам. Не тем, что нынче, дорогая. Теперь врачи ничего не знают. Они просто чертовы дураки. Однако даже те доктора ничем не могли помочь несчастным. Которые видели сны. Следующим их стал видеть Реджинальд. Затем Лили. Затем я. Я была так молода.

Миссис Рот снова разрыдалась и схватила Эйприл за руки.

— Какими они были? Я не понимаю. Что это были за сны?

— Не могу объяснить. Не знаю как. Но он заставлял нас видеть всякое. Вы думаете, я сумасшедшая?

— Нет, я так не думаю.

— Думаете-думаете. Вы думаете, я глупая старуха. А это не так.

— Нет, что вы.

Эйприл погладила миссис Рот по спине, на что та ответила новым приступом рыданий. Всхлипывая, она проговорила:

— Голоса доносились из его квартиры, звучали на лестницах и проникали к нам в комнаты. Мы с Артуром сидели вместе и слушали их. Рядом с нами никогда никого не было, но мы постоянно слышали эти голоса. Около его квартиры постоянно звучали голоса тех, кого он притащил сюда с собой. Они выходили оттуда. — Она снова ткнула искореженной рукой в пол. — О, это было ужасно.