У большевиков в Сибири в это время вне городов тоже не было никакой власти, так что население управлялось само собою при помощи выборных комитетов. Члены комитета выбирались в каждом селении и являлись одновременно властью законодательной, исполнительной, распорядительной и судебной. Судьи были анонимны во избежание мести, так как за нарушение установленных правил виновные из населения приговаривались всегда к одной и той же мере наказания - к розгам.

Этим способом поддерживался в деревнях порядок и возможность общежития…

По инициативе Самарского, Екатеринбургского и Сибирского правительства были устроены два совещания: 23 августа - в Челябинске и 23 сентября - в Уфе. После бесконечных дебатов о приоритете, наконец, согласились на учреждение единой власти в лице пяти членов Директории и местом ее пребывания выбран Омск, как отстоящий далеко от фронта.

Директорами были выбраны Авксентьев, Астров, находившийся в то время при Добровольческой армии, а также Вологодский, Чайковский, бывший в ту пору в Париже, и генерал Болдырев, он же Верховный Главнокомандующий…

Нельзя не подивиться составу Директории, избранной для управления государством в минуту тягчайшего испытания. Как на подбор, директорами были выбраны лица, имена которых ничего не говорили не только России, но даже и Сибири, и которые решительно ничем себя не проявили ни на государственном, ни на общественном поприще, за исключением Астрова да отчасти Авксентьева, ставшего известным после того, как он входил в состав министерства Керенского. Избрание Астрова и Чайковского было простым лицемерием, так как было ясно, что прибыть в Сибирь они могли не раньше, чем через несколько месяцев…

Если бы Директория не набиралась исключительно по признаку партийности, то, несомненно, в ее состав должен был войти и генерал Хорват, как знаток Дальнего Востока и как человек, пользовавшийся там большой популярностью.

Избранная Директория была призвана Уфимским совещанием как «единственный носитель верховной власти на всем пространстве государства Российского» до созыва Учредительного собрания.

Представители англичан в Сибири Ольстен и Нокс, французов - Пишон и Буржуа, и чехов - Павлу, приветствовали создание Директории, которая, кстати сказать, набиралась под сильным давлением чехов, грозившихся уйти с фронта, если соглашение не состоится.

Кроме Астрова (отказавшегося от избрания), Вологодского, Болдырева и Алексеева, все директора и заместители были социалисты и получили от партии особые инструкции, которые были обязаны исполнять, хотя бы они и шли вразрез с государственными интересами. На этом Директория и споткнулась.

Деникин отказался признать Директорию всероссийской властью, как «ответственную и направляемую Учредительным собранием первого созыва, возникшим в дни народного помешательства и не пользующимся доверием».

С вхождением адмирала Колчака в омскую Директорию в качестве военно-морского министра дни, точнее недели, последней были сочтены. Столь же влиятельные, сколь и дальновидные лица, такие как военный министр В.Г. Болдырев, В.Н. Пепеляев, и некоторые казачьи атаманы стали готовить военный переворот в пользу адмирала Колчака. Ибо популярность его даже в этом далеком от всех морей городе была столь велика, что когда он появлялся в здании Совета министров, чиновники и канцеляристы приникали к окнам, чтобы узреть легендарного полярника и флотоводца.

И.о. председателя Совета министров И.И. Серебрянников, «министр по должности, краевед по призванию», оставил такое свидетельство:

Рукою очевидца. «Когда мне доложили, что меня желает видеть адмирал Колчак, я с огромным интересом и даже некоторым волнением стал ждать встречи с этим выдающимся русским человеком, который уже тогда казался весьма крупной фигурой в нашем антибольшевистском лагере. Адмирал вошел ко мне в кабинет в сопровождении своего секретаря, морского офицера… Оба были в штатских костюмах… Мне чрезвычайно понравилась импонирующая манера адмирала говорить громко, четко, законченными фразами определенного содержания, не допускающего каких-либо двусмысленных толкований.

«Не хитрец, не дипломат, желающий всем угодить и всем понравиться, - думал я, слушая адмирала, - нет, честный русский патриот и человек долга»…

В ночь на 18 ноября 1918 года в Омске свершился один из самых бескровных и деликатных военных переворотов в истории. Группа казачьих офицеров во главе с комендантом Омска полковником Волковым арестовала «головку» Директории, взяв под стражу Авксентьева, Зензинова, Аргунова и товарища министра внутренних дел Роговского.

Сегодня историки спорят о роли Колчака в этом перевороте - знал ли он о нем, не знал, а если знал, то вдохновлял ли его участников. Дело, однако, в том, что переворот был совершен не Колчаком, а для Колчака. И этот «кровавый диктатор» обошелся со своими политическими противниками совсем не так, как поступали в таких случаях большевики, то есть не расстреливал их в глухих подвалах, не подсылал убийц с ледорубами, не ссылал в лагеря, а, снабдив значительной суммой денег, отправил от греха подальше за кордон.

Анна Тимирева очень метко назвала Авксентьева «миниатюрным изданием Керенского».

«Последовал чисто комический конец Директории, - писал позже генерал К. В. Сахаров. - Арестованные Авксентьев, Зензинов, Аргунов и Роговский провели тревожную, полную беспокойства ночь. Когда их утром посетили прокурор и следователь, чтобы начать дело против офицеров, арестовавших их, то бывшие директора предстали бледные и дрожащие, прося спасти их жизнь. Им было заявлено, что им нечего бояться, что офицерам, произведшим арест, грозит военный суд. На вопрос прокурора, что хотели бы директора, они заявили: «Отправьте нас поскорее в безопасное место». А пока не отправят, просили держать их под арестом и под стражей, так как «иначе их может убить толпа». Вот как верили эти правители в народ, во главе которого имели наглость встать».

Из материалов допроса А. В. Колчака в Иркутске:

«…Я воспользовался близостью и знакомством с Уордом и просил его вообще дать мне конвой из 10 - 12 англичан, который в дороге гарантировал бы от каких-нибудь внешних выступлений против членов Директории.

Уорд с большим удовольствием согласился. Он сказал, что ему нужно делегировать 15 человек во Владивосток, и эти 15 человек могут также ехать в этом поезде и нести караульную службу…

На вопрос, куда они хотят ехать, члены Директории ответили, что они хотят ехать в Париж, и им была выдана сумма приблизительно 75 000 - 100 000 рублей каждому в этот же день. Затем дано было знать Хорвату заготовить заграничные паспорта, не ожидая их приезда, и просить китайские и японские власти о беспрепятственном их проезде. Вскоре был получен ответ, что все будет сделано и что японские и китайские власти препятствий чинить не будут.

Затем я сказал Старынкевичу (министр юстиции. - Н.Ч.), чтобы он выработал известное положение, по которому они дали подписку, что они ни при каких условиях не будут вести политическую борьбу против правительства Верховного правителя, находясь за границей».