– Почему вы решаете за других? – повторил мужчина, переводя неприязненный взгляд с Ренаты на женщину в шелковом плаще. – Пропустите ее перед собой, если вы не спешите, а я именно спешу. И никого пропускать не обязан.

– Не волнуйтесь, – сказала Рената, окидывая его взглядом, в котором не могла скрыть презрения. – Перед вами я не встану.

– Ну вот и… – начал было мужчина. И вдруг застыл, как будто в него ударила молния. – Рената?.. – пробормотал он. – Это вы… ты?..

Она смотрела на него, узнавая и не узнавая одновременно. Он изменился разительно. И все-таки что-то давнее, невыразимо знакомое осталось в нем неизменным.

– Коля? – проговорила Рената. – Я тебя не узнала… Сразу не узнала, – добавила она. – А, в общем, ты мало изменился.

– Это ты зря, – усмехнулся он. – Я ведь не женщина, в комплиментах не нуждаюсь. Полысел, располнел. Вот ты не изменилась точно, это не в порядке комплимента. Кто это у тебя в сумке, внук?

Он взглянул на ребенка, тихо сопящего в кенгурушке. Умиления во взгляде не мелькнуло. Но и то сказать, почему он должен умиляться при взгляде на чужого ребенка? Возраст уже не тот.

– Это сын, – сказала Рената.

– Сын?! – изумился Коля. – Смелая ты женщина. Хотя, говорят, некоторым мужьям на старости лет хочется с малыми возиться. По мне, так при таком желании внуки – идеальный вариант. Возись сколько хочешь, но в принципе у них родители имеются, нет уже, значит, на тебе лишней ответственности.

– Внуки у меня тоже есть, – улыбнулась Рената. – Они в Петербурге.

– А сама ты не в Питере живешь, что ли? – удивился Коля.

– Мужчина, вы билет будете брать? – донесся из динамика сердитый голос кассирши.

– Проходи. – Коля поспешно отошел от окошка, освобождая место для Ренаты. – Извини, сразу тебя не узнал.

– Бери лучше ты, – отказалась она. – Я… потом.

– Тогда подожди минутку, – сказал Коля. – Хоть посидим где-нибудь, расскажешь, как ты живешь.

Нельзя сказать, чтобы Рената очень стремилась сообщить ему подробности своей жизни, но поговорить все-таки хотелось. Даже не именно с ним, а хоть с кем-нибудь: течение ее дней было теперь так однообразно и замкнуто, что иногда ей казалось, будто у нее онемел язык.

– Сегодня уезжаешь? – спросила она, когда Коля отошел от кассы.

– Да. На конференции был по урологии. А ты что здесь делаешь?

– Я здесь живу.

– Замуж, что ли, в Москву вышла?

– Нет. Я не замужем.

– Ничего себе! – хмыкнул Коля. – В сорок лет не замужем младенца заиметь… У тебя же вроде дочка уже взрослая?

– Да.

По осторожной интонации, с которой он спросил про дочку, Рената догадалась, что в свое время он испытывал какие-то опасения в связи с Иркиным рождением. Точно с такими же интонациями спрашивал у нее когда-то о том, кто является отцом ее ребенка, и Павел Сковородников. Как же давно все это было и каким неважным казалось теперь!

На улице стояла жара, а в здании вокзала было прохладно, и у самого выхода работало кафе. Они сели за столик.

– Смотри ты, как крепко спит. – Коля кивнул на мальчика – видно, поспешил перевести разговор с прошлого на настоящее. – Прямо цыганский ребенок. Как его зовут?

– Винсент.

– Ничего себе имечко! Ну да это у вас семейная традиция.

– Какая традиция? – не поняла Рената.

– Да экзотика всякая. Рената Флори… Мне, помню, когда-то очень твое имя понравилось. Изысканным показалось, аристократичным. Да и сама ты чистая аристократка была. И не только тогда была. – Он окинул ее быстрым взглядом, оценивающим и равнодушным одновременно. – Говорю же, ты совсем не изменилась. Как законсервированная.

– Спасибо! – засмеялась Рената.

– И не только внешне, – добавил Коля. – Эта твоя экстравагантность… Как была, так и осталась.

– Моя экстравагантность?

Если бы он сказал, что ей присуща потребность ходить на руках, она удивилась бы меньше.

– Ну да, – кивнул он. – Тебе же и тогда обязательно что-то такое необыкновенное было нужно. Просто пожениться – это тебе скучно показалось.

– Мне – скучно?

Рената открывала рот, как рыба. От изумления она не могла произнести ни одного внятного слова, только повторяла окончания его фраз.

Вся собственная жизнь во всем ее однообразном течении представилась ей мгновенной картинкой. Больница, метро, киоск со свежими булочками возле дома, квартира в Озерках, одиночество… Какой угодно можно было назвать ее жизнь, только не экзотической, не экстравагантной!

– Рената, Рената!.. – покачал головой Коля. – Нельзя не признавать очевидного. Ты же и сейчас производишь необычное, скажем так, впечатление. – Он снова окинул ее быстрым взглядом. – Сорок лет, не замужем, второго ребенка родила… Назвала его так, что, извини, не сразу и выговоришь. Живешь при этом почему-то не дома, а в Москве. Скажешь, все это стандартные обстоятельства среднестатистической российской женщины?

– Не знаю, Коля. – Рената наконец пришла в себя. – Я всегда казалась себе вот именно самой что ни на есть стандартной женщиной. Просто… Просто так вдруг сложились обстоятельства.

– Вдруг и просто так ничего не происходит. Ну, это, в конце концов, не мое дело.

При этой последней фразе в его голосе прозвучало облегчение. Наверное, он все-таки боялся, что несостоявшаяся невеста сообщит ему какую-нибудь излишнюю информацию из их общего прошлого.

«Какой мудрой женщиной была моя мама! – насмешливо подумала Рената. – Что, если бы я ее тогда не послушалась и рассказала ему, от кого у меня дочь?»

Она представила, что в этом случае вся ее жизнь могла бы оказаться хоть каким-нибудь образом связана с этим человеком – с этими его напомаженными волосами, скрывающими лысину, с возмущением от того, что приходится пропускать без очереди женщину с ребенком… Какое счастье, что бог миловал!

– Я пойду, – сказала Рената. – Ребенок скоро проснется.

– У меня через час поезд, – торопливо доложил Коля.

– Меня не надо провожать, – улыбнулась Рената. – Я возьму такси.

Только на площади, уже у стоянки такси, она вспомнила, что даже не расспросила Колю о его нынешней жизни. Все-таки давний знакомый, неловко быть такой безразличной.

Но, в общем, даже и неловкости она, честно говоря, не испытывала. А уж интереса к жизни совершенно постороннего ей человека не испытывала тем более. Ничем он ее не задел, неожиданно возникнув в нервном течении дней. Разве что словами об экстравагантности, которая ей якобы присуща. Но даже и над этим неожиданным заявлением ей сейчас не хотелось задумываться.

Ничто не могло нарушить тягостную растерянность, в которой она находилась. Ничто и никто. Что ж, значит, надо было просто жить. Всегда ее поведение определялось ответственностью, и не стоило на склоне лет искать каких-нибудь других мотивов для жизни. Поманила любовь, ударила в сердце боль – и прошли они обе, исчезли.