Миссис Боэм пожала плечами: я тут ни при чем, а воспоминания уже не кровоточат.

– У меня есть лавка и дом. Когда все случилось, соседка сказала, что мне повезло сохранить так много и что на то была воля Божья. Глупая женщина, – заключила она. – С чего Богу делать нечто юное и прекрасное, а потом ломать его? Зачем такие хлопоты? Глупые люди воображают, Бог думает, как они сами. Может, Бога и нет, но я не верю, что Бог глуп.

Сзади послышался стук. Тихое тук-тук-тук.

Я настороженно открыл дверь. Помимо громкости, в звуке было еще что-то странное, и я сразу понял, в чем дело. Слишком маленькие костяшки, да и владелец их стучал тремя футами ниже, чем положено.

– Нил, – сказал я. – Что стряслось?

Нил задыхался, костлявые плечи ходили вверх-вниз. На нем был хороший комплект пожертвованной одежды – хлопковая рубашка, потертый твидовый жилет и вельветовые бриджи, которые немного не доставали до блестящих голых коленок.

– Вы нужны отцу Шихи в Святом Патрике. Не мог сам прийти. Послал меня. Сторожит, он сказал, как может, но вы нужны, идемте, я изо всех сил бежал. Пожалуйста.

– Кто-то ранен? – спросил я, схватив шляпу и посоветовав миссис Боэм никому не открывать.

– Не совсем, – выдохнул Нил, когда мы бросились бежать. – Но кое-кого убили, и нехорошо убили, точно как тот ирландский дьявол, который по улицам бродит.

Они, несомненно, демоны в человеческом обличье, которым на время позволено завладеть властью над землей, чтобы укрепить чистую и святую веру.

Американское общество протестантов в защиту гражданских и религиозных свобод от посягательств папизма, 1843 год

«Только не это, пожалуйста, – упрямо думал я, пока мы бежали. – Пожалуйста. Этого не может быть. А если нет, мы слишком дорого за это заплатим, слишком дорого. Все и каждый. Если по улицам бродит безумный ирландский дьявол, общественное мнение лишится всех следов рассудительности».

Убогие, смутно различимые кварталы, к северу от которых возвышались две вершины собора Святого Патрика, проносились мимо. Бумажные декорации для театра газетчиков. Воздух у земли стал жарким, пыльным и густым, когда мы пронеслись мимо переполненной выгребной ямы. Я жаждал мчаться быстрее, хотел, чтобы дело о краже лошади от бакалеи на Элизабет-стрит все еще оставалось нераскрытым.

Мы свернули налево, на Принс-стрит, и впереди вырос Святой Патрик, бледно-лунный монумент католического Бога. Только в это время суток улицы Нью-Йорка затихали: затененный переулок ничейного времени между тремя тридцатью и четырьмя утра. Уже не два часа ночи, облитые джином, пахнущие вечерними отбивными, кофе после оперы и сексом в укромных местечках. Еще далеко до пяти утра, безумных криков петухов и топота лошадей. Между развлечением и трудом, когда мэб, спешащие в кровать после ночи разврата, рискуют столкнуться с полусонными каменщиками, которые тащатся на работу за три мили от дома. Я замедлил бег и обернулся к Нилу.

– Нет никакого безумного ирландца, который гоняется за птенчиками-католиками, – сказал я, отчаянно пытаясь поверить себе. – Просто дурной слух после никчемного письма, напечатанного в «Геральд». Газета уже отреклась от него, Нил.

Нил помотал головой, сожалея о моем невежестве, на его белой шее подрагивали синие вены.

У тройной двери собора толклась небольшая толпа. В основном ирландцы. Несколько американцев. Большинство судачили с видом, который был мне знаком: нетерпеливые, испуганные, детские взгляды зевак, следящих, как сгорает дотла добрая половина центра города.

– Я уже сказал «нет», – непреклонно заявил отец Шихи.

Он держал в руке пистолет. Взведенный, заряженный и явно старый приятель. Сейчас оружие целилось в тротуар.

– И я буду повторять «нет» столько раз, сколько потребуется, пока вы не найдете себе другого занятия!

– Разве у нас нет права увидеть, на что похожа дьявольская работа? – воскликнула сердитая старая карга. – Когда он навестил нашего родича, и никак не меньше?

– Он не ваш родич, миссис Маккенна. Молитесь за его душу, молитесь за наш народ, молитесь о Божьей мудрости и возвращайтесь в свой дом.

– А что насчет наших домов? – потребовал ответа чернобородый парень с острым взглядом голубых глаз.

Он явно думает о будущих выборах демократов и явно отец, судя по лицу, на котором отражался страх, и не только за себя.

– А наши дети? На что мы будем жить, когда от этой новости вспыхнет весь город? Что ж мы, не можем взглянуть в лицо врагу?

Губы Шихи отвердели, как каменная кладка у него за спиной.

– Этот парнишка никогда не был вашим врагом, мистер Хили, хотя я понял, о чем вы говорите. Вам нужно лучше присматривать за собственной семьей, и я знаю, как это следует делать, сын мой. Уходите.

– Отойдите от дверей, – крикнул я, потирая пальцами медную звезду.

При виде ее на лицах зевак начали появляться уже знакомые мне усмешки. Некоторые разрослись до сердитого оскала. Но другие замирали, а потом исчезали. Я не знал, почему, но радовался уже тому, что мне не предстоит драка. Взгляд отца Шихи метнулся в мою сторону, потом обратно, к прихожанам. Священник стоял так же прямо и напряженно, как раньше, но я снял с него часть бремени.

– Вы слышали мистера Уайлда, и никто из вас не станет валять дурака и ссориться с «медными звездами». Возвращайтесь к своей работе и своим постелям. Молитесь за душу парнишки. Молитесь за наш город.

Когда я подошел к отцу Шихи, стоявшему у левой двери, несколько незнакомцев осторожно показывали на меня и качали головами. Священник чуть приоткрыл высокую дверь и стоял перед ней с опустошенным лицом. Я наклонился к Нилу.

– Я заплачу тебе, если ты сейчас помчишься в Гробницы и найдешь там полицейского, – сказал я. – Он скоро отметится, а потом уйдет на север города. Его зовут мистер Пист. Джакоб Пист. Сможешь его отыскать?

– Конечно, – ответил парнишка и улетел прочь.

– Откуда они меня знают? – прошептал я отцу Шихи, когда он заводил меня внутрь.

– Навряд ли вы что-нибудь слышали о полицейском, который выдержал сорок раундов против троих ирландских буянов ради черного плотника, – вздохнул он. – Думаю, это всего лишь ирландская легенда. Заходите быстрее.

Я повернулся к священнику, слегка потрясенный такой местной известностью. Мы уже стояли в дверях. Я пару раз моргнул, фокусируя зрение. Мне казалось, что я готов впасть в ярость от ужасного зрелища, которое уже столько раз видел. Но готов и – по правде, меня радовала эта обретенная способность – заняться делом. И тут по моей спине поползла тонкая ниточка чисто животного страха.

Я все еще ничего не видел. Но чувствовал запах. Запах, который вторил ощущению ледяных монеток, капающих на шею. Нечто вроде скобяной лавки, нечто вроде куска мяса, нечто вроде школьной раковины. Придя в ужас, я резко развернулся.