Там все много понятнее. Ну, скажем, стихи о демобилизации:

Ну и конечно, издательство выпустило все названные нами выше драмы Ильи Зданевича, не пожертвовав ни одним наборно-шрифтовым открытием мастера.

Зданевич подучился набору в Товариществе кавказских типографий и теперь нередко сам оформлял книги издательства, смело экспериментировал со шрифтом, стоя над душой у опытного наборщика Адриана Тернова, а иногда даже набирал сам. Тиражи у книг были небольшие, многое делалось вручную, были вклейки и вставки с рисунками Кирилла Зданевича, Сигизмунда Валишевского, Игоря Терентьева, Ладо Гудиашвили, Натальи Гончаровой, Александра Бажбеук-Меликова, Михаила Калашникова… Легко представить себе, как жаждут нынешние библиофил, коллекционер и антиквар заполучить в свое собрание такую книгу, и нетрудно представить себе, сколько она может нынче стоить, но нас с вами интересует прежде всего тифлисская жизнь самого создателя этих книг, жизнь издателя. Это было горячее время его жизни. Лекции, совместные чтения, занятия в университете «41°», спектакли, сочинение драм, работа в издательстве и, конечно, любовь — ему ведь всего 24 года. Он был без памяти влюблен тогда в маленькую актрису маленького («миниатюр») захудалого театра, что размещался в конце Головинского проспекта, у Верийского спуска. Софья, Сонечка, Зофья или Зоща, потому что она родилась в Варшаве (поэты даже называли ее Зохна) — Софья Георгиевна Мельникова детство провела в Петербурге. Отец ее был мелкий служащий, но она все же окончила частную гимназию и еще гимназисткой брала уроки у профессионального актера, а потом и сама стала актрисой. Была она маленького росточка, и актрисой была маленькой, но в ранней юности нежно дружила с самим Мейерхольдом. Потом она служила в провинциальных театрах — в Барнауле, Тюмени, Иркутске, Томске, Могилеве… В Могилеве она и вышла замуж за актера Онуфрия Павловича, но он никак не мешал ее успехам. В Тифлисе она пела в театре миниатюр «песенки парижского гамена», а для заработка устроилась в английскую армию переводчицей. Как многие маленькие женщины, она пользовалась большим успехом у мужчин (это еще у Ильфа-Петрова было отмечено, что Эллочкин «рост льстил мужчинам»). Про историю своего знакомства со Зданевичем София Георгиевна лет шестьдесят спустя прелестно рассказала московскому театроведу и книговеду В. П. Нечаеву.

Так вот, она имела на эстраде успех у мужчин, приходили даже за кулисы, сам Крученых приходил, ужасный анархист, а может, и футурист. Катанян за ней ходил по пятам, ей все говорили: «Твой хвостик». А он даже стихи ей посвятил, будущий бриковед Катанян писал, что она — африканская женщина, значит, успел узнать про темперамент. Потом Зофью пригласили что-нибудь спеть в «Фантастическом кабачке», а она сказала, что вообще-то очень любит стихи, и прочла им Веру Инбер. Известная была уже тогда поэтесса, Сонина ровесница, позднее прославилась поэмой «Киров с нами» (Сталинская премия), и московской дворовой песенкой «Ах, у Веры, ах, у Инбер, что за плечи, что за лоб…». Сонечка прочитала им свой любимый стих «Дама в ложе». Вот тут-то и вышел на эстраду молодой человек и сказал экспромт:

Это был Илья Зданевич. Сонечка не поняла, чем ему не понравились стихи, но поняла, что «хочет познакомиться», и речь уже идет про ложе, мужчины все такие. Так начался их роман. Зданевич был очень увлечен и готов был на творческий подвиг во имя любви. Он и совершил такой подвиг. Многие знаменитые дамы, как в России, так и в прочих странах, имели обычай вести салонный альбом, куда их знакомые вписывали всякие приятные слова, комплименты, чужие или даже свои стихи, разные высказывания, делали рисунки и даже писали ноты. Обычай был еще XIX века, но в начале XX пережил реанимацию. Вот, скажем, вторая жена художника Судейкина, когда она с этим своим третьим мужем приехала в Тифлис — это как раз и было в 1919 году, — она очень интенсивно продолжала вести такой альбом, и он был ею даже подготовлен к печати, но только лет через пятьдесят, когда она уже похоронила своего четвертого мужа Игоря Стравинского, да и сама уже была, прямо скажем, не девочка. А Сонечке Мельниковой очень повезло, потому что ей не пришлось ждать пятьдесят лет и не пришлось самой хлопотать о встрече с читателем-поклонником (как Вере Стравинской-Судейкиной-Боссэ). Ее новый поклонник Илья Зданевич был издатель и оформитель, он издал у себя в крошечном издательстве «41°» для нее альбом, который так и назывался «Софии Георгиевне Мельниковой». Это малотиражное издание, очень красивое и содержательное. Там были вклейки, всяческие игры со шрифтами, заставки, разнообразные рисунки и приятные записи. Знаменитый поэт Каменский, например, написал так, вполне по-каменски:

Тогда они все там были молодые, ядреные гетеросексуалы, и все похвалялись возможностями, однако и тогда не всем можно было верить. «Все мужчины — подлецы», — говаривала одна талантливая художница во времена моей первой молодости. Так вот и поэт Петр Потемкин, очень известный, тоже похвалялся, получив от Сонечки первые знаки согласия:

Колец было много, все дарили, иным, конечно, и в дверь стучала, это в альбомных записях ясно отражается.

Кстати, и женщины в альбом записи делали, но, конечно, не без зависти. Вот Татьяна Вечорка написала (уже в Баку):

Как видите, не перевелись тогда еще денежные люди в Баку, угощали девушек. Это уж потом на весь город и осталось, что 26 комиссаров, и тех, если верить агитпропу… Вечорка, как вы заметили, не только заумные писала стихи, но и попроще, однако заумные у нее умней получались…

В общем, любовь подвигнула молодого Илью Зданевича на создание издательского шедевра и, что особенно ценно, малотиражного. Большой знаток печатной продукции В. П. Нечаев, которому С. Г. Мельникова показывала (полвека спустя) свой личный экземпляр этого альбома, считает, что это — несомненный шедевр.

Однако сердце красавицы, как известно, склонно к переменам. Не только альбом, но и шесть поэм, и больше шестидесяти писем (все хранятся в фондах Центральной научной библиотеки Союза театральных деятелей РСФСР) посвятил молодой и деятельный Илья Зданевич маленькой актрисе Соне Мельниковой, но уже в июне 1918 года она его бросила. Сперва по подозрению на детскую болезнь скарлатину, потом и по другим причинам, которые можно понять и принять: такой большой успех, к тому же еще есть муж и семья, и надо искать пропитание семье… Поэт писал ей отчаянные письма (больше шестидесяти), некоторые из них В. П. Нечаев предал гласности в замечательном альманахе В. Аллоя «Минувшее»: