С этими словами тамплиер подошёл к Шуре и лёгким движением руки сорвал с неё одежду. Девушка ничего не могла, просто не успела сделать, и лишь по возможности инстинктивно закрылась руками. Тамплиер отвернулся, поднял стоявший у стола небольшой короб из деревянной коры, достал оттуда кисть, обмакнул в краску, хранящуюся там же, снова вернулся к Шуре, и в следующее мгновение девушка почувствовала, как кисть магистра наносит на её обнажённое тело холодную краску. Почувствовав от этого какую-то мистическую атмосферную дрожь, или обычную брезгливость, она попыталась возродить в своей пустой головёнке соответствующее возражение, на что рыцарь отреагировал только одним словом:

– Стоять!

Шуре ничего не оставалось, как послушаться. Тем более, с умалишённым рыцарем спорить не стоило, потому что человеческая жизнь для него так и осталась ничем. Однако из простого женского любопытства Шурочка принялась украдкой разглядывать своё тело. Оно было раскрашено с головы до пят красной краской с правой стороны и белой или густым мелом – с левой.

Рыцарь что-то бормотал, или читал какие-то мантры, но даже если бы это звучало громко и внятно, – язык всё равно был непонятен. Да и язык ли? Шура, дрожа от судьбоносных действий, ждала, что же дальше. Но инфернальный обряд закончился на удивление просто.

– Выпьешь сок дерева сегет, козье молоко и кровь телёнка. Ты забудешь всех и всё, что видела в инфернальном мире. Ни к чему тебе это. Нет дьявола, значит, и Бога нет – набивай утробу радостями. Теперь иди…

В мгновенье ока подвал замка исчез, Шура оказалась посреди поляны, укрытой, как тёплым одеялом, шелковистой густой травой, в зарослях которой прятались незабудки, часики и молодые желтые одуванчики. Посреди луга, как ни странно, стояла какая-то церковь, возле которой высилась широкая каменная лестница с чередующимися лестничными маршами, полого уходящая вверх, в небо. Казалось, что на снежные вершины гор, виднеющихся далеко за поляной, можно войти прямо по этой лестнице. Что поделать: кто альпинизмом занимается, а кто просто так – по лестнице.

Шура подошла к первым ступеням, взглянула наверх и чуть не ослепла. Там, в далёкой небесной высоте, куда вела лестница, высилось распятие, которое излучало изумительный свет. Он не был резкий, неприятный, но всё же человеческие глаза не могли спокойно смотреть на это чудо. Крест, ослепляя, звал к себе, причём Шура заметила, что на каждой последующей ступеньке зрение становится сильнее и отворачиваться от сияния уже не хочется. Наоборот, с возвращением зрения возникает чувство, что настоящее будущее – там, то есть ожидает и откроется ей у Креста.

Вдруг Шура заметила, что по лестнице она поднимается не одна, Откуда же возникло столько спутников, ведь никого не было? Но эта мысль исчезла так же внезапно, как и появилась. Сознание снова обратилось к вершине. Стало вдруг понятно: там, на вершине, можно отыскать что-то своё личностное, которое существует только возле сияющего, словно маяк, Святого Креста. Значит, надо обязательно дойти!

Вдруг Шура то ли оступилась, то ли лестница невозвратно исчезла в пространстве, но её вновь подхватили шаловливые кольца пространства-времени. Хотя пространство сейчас казалось наиболее мягким и ласковым, чем раньше, только с кражей прямо из-под ног заветной лестницы Шурочке не хотелось смиряться. Почему всё в жизни выходит как-то боком, а не как нужно? Почему всегда она обязана терять что-то дорогое, любимое? Неужели эта жизнь состоит из одних безвозвратных потерь? В чём справедливость такого существования?

Всё вернулось на круги своя: память восстановилась, оживая с каждой секундой по-настоящему, принося уверенность, что более не исчезнет, прошлое уже не скрывалось в туманном беспамятстве. Более того, перед Шурой явственно предстал путь в будущее. Но она пока ещё не разобралась в своём проснувшемся, но уже совсем новом сознании.

Отец Николай вышел из алтаря, ещё не сняв епитрахиль, подошёл к получившим помощь послушницам, видимо хотелось пожелать им беречь возвращение в настоящий мир. Старец редко принимался отчитывать православных, но в этом случае его святая помощь была необходима.

– Драгоценные мои, вы счастливицы, что с Господом, – радостно улыбаясь произнёс он. – Если мы с Богом – то и Бог с нами, а если Бог с нами – так кто ж на ны? Теперь вы многое сможете и сделаете. Спаси вас Христос!

Татьяна Юрьевна стояла позади Шурочки, вживаясь в своё новое физическое состояние. Сознание пробовало каждую его клетку, это было совершенно другое человеческое тело, к которому надо привыкать, подружиться, даже уступать его капризам. Разум пытался возмутиться, как раньше, встать на дыбы, но вся агрессивность куда-то испарилась, исчезла. Татьяна вспомнила отца. С детства она перед подругами гордилась им, как знаменитым артистом и певцом, а дома… Дома жизнь была совершенно другой. Научить отца жить, делать всегда то, что угодно советскому партийному правительству – вот цель, которая возникла откуда-то перед ней с раннего детства. Может, какое-то бабское влияние мамы, которая хоть и по имени русская, но относилась к отчеству мужа – Иосифович – как многострадальному каменному памятнику, который и дальше должен мучиться, пока жив.

Шура тоже с радостью подошла к отцу Николаю и попросила благословение. Он перекрестил её и дал поцеловать наперсный крест, висевший у него на груди.

– Теперь вы всегда помнить будете, – добавил старец, – что манящая прелесть мира, сулящего бесценные сокровища свои, славу и гордость – это обман, мираж, искушение. Красота души, высвобожденная победой над плотским естеством, способна сотворить чудо, ибо, когда она возгласит угодное Богу, то получит всё.

Проникновенные мысли поразили Шуру беспрепятственной доступностью, и она решилась напроситься к старцу Николаю в гости. Чувство, что это пригодится, будет полезно, окажет влияние на всю последующую жизнь, не оставляло её. А скорее всего, не оставляла уверенность в возвращении на правильный путь. Тем более, что привидевшийся в конце мистерии путь в будущее лежал мимо какого-то храма. Но нельзя проходить мимо храма, даже не перекрестившись.

– Отец Николай, батюшка, простите меня грешную, – обратилась она к старцу. – Я слышала, что вы протоиерей в храме Николая Угодника на острове Залита, что посреди Псковского озера. Так?

– Да, дочь моя, Господь благословил, – кивнул священник.

– А можно я к вам в гости приеду? – нерешительно продолжила девушка. – Говорят, у вас хорошие художники, а мне поучиться не мешало бы. И не бросайте меня на полпути.

– Боюсь, не смогу больше тебе помочь, – покачал головой священник. – Потому что сюда только ради тебя приехал. Теперь сама обращайся к Богу. Ведь сказано: «ищите и обрящете, стучите и отверзется вам». А я вернуться должен. Меня другое ожидает. Когда-то в таинственном пространстве за Геркулесовыми столбами древние угадывали царство смерти, но оно наступает отовсюду. Недавно и мне откровение было:

Прошёл мой век, как день вчерашний,

как дым промчалась жизнь моя,