– Хорошо, – медленно сказал Полянский. – Да, Юля… Ты знаешь, что он почти поправился?

– Не врите, – сказала она. – Так не бывает. Больше не врите, договорились?

– Дого… – Он сглотнул. – Договорились. Так в чем состоят ваши требования?

– Вот они. – Юля протянула исписанный листок, сложенный вчетверо. – Здесь не читайте. Чтобы не возникало вопросов. Попробуйте найти людей, которые… которые компетентны. И имеют силу. Нужно будет много всего сделать, чтобы сохранить город. Успехов, Василий Андреевич!

Они отступили в темноту, и дверь опять беззвучно закрылась.

С возвращеньицем вас, Марья свет Андревна, тягуче думала Маша, без приложения сил пересекая внутренний дворик вокзала и втягиваясь в метро, теперь нужно будет подольше бывать под землей, под землей нас труднее засекать… метро, переходы, подвалы, теплотрассы… она текла вперед и вниз, расслабленная, не замечая никого вокруг и сама почти незаметная людям.

Не фиксироваться ни на чем, не застревать, не останавливаться. Течь себе и течь. Вода в траве.

Вагон, свободные места, дверь, эскалатор, переулок, темно, светло, запах еды, смятую бумажку в карман, теплая тяжесть в животе. Проходной двор, парадная, консьержка поднимает голову, но даже не смотрит. Третий этаж, вот этот ключ, пахнет плесенью, ковер липнет, лишнее с дивана, снять джинсы, спать.

Спать – это тоже приказ.

База «Мтубатуба», самая маленькая из четырех антарктических баз КОФ, располагалась в совершенно жутком месте – в котловине Чаттерли у подножия плато Вегенерисен. Здесь был такой перекресток ветров… Устроителей базы, южноафриканцев, подкупило наличие подледного пресного озера на глубине чуть больше четырехсот метров – а главное, незначительная подвижность местных льдов, позволявшая расположить основные сооружения базы в глубоких туннелях и залах, оставив на поверхности самый необходимый минимум. Котловина была своеобразной заводью в исполинской ледяной реке, ниспадающей с высоких склонов Земли Королевы Мод в Атлантический и Индийский океаны…

Исса точно вывел кораблик в посадочный сектор космодрома, а вот сажать машину пришлось Геловани: мальчишка вдруг содрал с головы шлем и закричал. Он кричал не переставая, хватаясь руками то за лицо, то за живот, потом его начало рвать… Геловани переключил управление на себя одного и, не обращая внимание ни на что внутри корабля, стал целиться на двойную цепочку огней. Он запросил аварийную посадку с ранеными на борту, ему подтвердили, потом не удержались и послали вопросительный и три восклицательных. Уже над самой полосой его чуть не опрокинуло порывом ветра, он удержался, подняв машину на хвост и наверняка пробурив двигателем глубокий ров наискось полосы. Ничего, зальют, подумал он, опуская «Портоса» на все четыре лапы и чувствуя, как посадочный пушер цепляет кораблик…

Теперь от него ничего не зависело. Что-то впереди раздвинулось и сдвинулось позади, изменился свет, Геловани хотел повернуть голову, но не смог. Сам собой откинулся фонарь, воздух был звонкий, холодный, чистый.

Само понятие имени привело котенка в безумный восторг. Он сделал стойку на спинке кровати и долго болтал ногами.

– Кешшша! – повторял он. – Кешшша! Хоррошшо-хоррошшо-хоррошшо! Хочу!

– Ну, ушастый, ты даешь! – хихикнул Санька. Котенок прыжком перевернулся в воздухе и прикроватился на четвереньки.

– Ты – шшшшастый. Я – Кешшша.

– А ведь он дразнится! – восхитилась Вита.

– Дразниса?

Вита, недолго думая, высунула язык и с помощью растопыренных пальцев изобразила уши.

– Шшшастый-шшастый-шшастый! – радостно повторил способный ученик и тоже показал язычок.

– Как он тебя понимает? – хватался за голову Адам. – Это же невозможно! Он же не человек.

– Сам ты не человек. – Вита совсем разрезвилась. – А он эмпат покруче меня.

– Эмпат? – тут же спросил Кеша.

Вита поймала его за передние лапки, посмотрела в глаза. Ее лицо стало серьезным… потом грустным… веселым… хитрым… Мимика котенка была беднее человеческой, но отразила ту же гамму чувств. Вита показала пальцем на себя и на него:

– Можем.

Потом на Саньку и Адама:

– Не могут.

– Тупые? – спросил котенок.

– Витка, ты его подучила! – возмутился Адам.

– Когда? Слово «тупые» сказал ты сам. Теперь будешь думать, что говоришь.

– Говоришш-говоришш-говоришш. Хочу говоришш! – выпалил Кеша. – Хочу много говоришш…

– …Теперь давай с ним. – Через несколько бесконечных часов Вита показала на напарника. – Не тупой. Хороший. Я устала. Есть че-нить попить?

Санька сорвался с кровати, налил соку и галантно поднес даме.

– А ты совсем ожил, – сказала Вита.

– Ожил! Я его ожил! Можешшь! – Котенок гордо застучал себя лапками в грудь.

Три человека в полном изумлении уставились на космическое чудо.

– А ведь и правда, – неуверенно подтвердил Санька. – Как я сам не допер, что это он?

– Он-он-он.

– Я таки тупой. – Адам взялся за голову. – Это же очевидно было… Два таких факта рядом – и не сумел сопоставить.

– Тупой или хорошший? – немедленно уточнил Кеша.

– Хороший, – твердо сказала Вита.

– Тогда – говоришш.

– Подожди, Кешенька. Надо подумать. Поговори с Санькой, ладно? Саня, объясни ему, что такое госпиталь.

Разговаривать с котенком было увлекательно и утомительно. Он переспрашивал каждое незнакомое слово – и, поняв, запоминал его с первого раза. Но поскольку незнакомых слов в каждом объяснении попадалось обычно больше, чем знакомых, процедура напоминала головоломный лабиринт.

Адам и Вита отошли к окну и немножко помолчали.

– Мы про одно и то же думаем? – неуверенно спросил Адам.

– Разумеется.

– Как я понял, он туда уже пролезал. Или рядом был. Его охранники чувствуют.

– Риск, – сказала Вита.

– Ничего другого не остается. В их нынешнем состоянии мы к ним даже прикоснуться не сможем, не то что вывезти. Сколько дней уже под дверью дежурим. Твой Кеша – это подарок судьбы.

– Подарок? – неожиданно вклинился Кеша.

– Хорошо! – одним словом пояснила Вита. Котенок упрыгал обратно к Саньке.

– Лихо у тебя получается, – позавидовал Адам.

– Так я же не только словами объясняю. Он же частично ловит, что я представляю и что чувствую. Кстати, не исключено, что взрослые коты – полутелепаты. Вряд ли он такой один.

– Взрослые? – возник Кеша. – Большшие?

– Как ты, но большие. Правильно.

– Где? Где-где-где-где?