мрачно сказал Цаплин. — А не хотите рушить, держитесь зубами за землю, но не отступайте. Ясна задача?

— Ясна, Матвей Константинович. Будем драться до последу.

Отряды Долгих и Огородникова, заручившись обещанием председателя реввоенсовета и командующего — подтянуть подкрепление завтра к полудню, вернулись в Тальменку.

Но гладко было на словах — на деле же оказалось все куда как сложнее.

Отряды Долгих, Огородникова и Плетнева в тот же день выступили на Тальменку, но в село решили не входить, а заняли позицию на левом берегу Чумыша, по обеим сторонам железной дороги — и спешно стали окапываться… Основные же силы, как обещал командующий, должны были прибыть на передовую завтра к обеду — барнаульский отряд милиции, отряд железнодорожников, а также полк семипалатинцев. Но ни к обеду, ни к вечеру подкрепление не подошло. Противник тоже пока не предпринимал решительных действий. Подогнали платформу с противоположной стороны к мосту и открыли с нее пулеметный огонь. Красногвардейцы ответили ружейным. Пушки пока молчали. Да и бронепоезд, памятуя, должно быть, о черепановских событиях, чехи держали на почтительном расстоянии…

Прошли еще сутки. Ни подкрепления, ни самого командующего. В довершение ко всему — кончились продукты. Решено было послать «продотряд» — группу бойцов из трех человек — в ближние деревни для реквизиции провианта. Группа ушла — и как в воду канула. Так и осталось загадкой — погибли бойцы или дезертировали?…

Наконец, к исходу третьего дня, когда напряжение достигло предела, прибыл состав во главе с командующим. Задержку свою Иванов объяснил просто: штаб разрабатывал план наступления. Как выяснилось потом, никакого плана не было.

А чехословаки, словно и ждали только этого момента, повели плотный, массированный артиллерийский огонь. И левый берег Чумыша взбугрился воронками… Отряды Долгих и Огородникова, принявшие на себя основной удар, вынуждены были отходить.

Вскоре положение еще больше усугубилось. Разведка донесла, что на пятой версте по направлению к Алтайской изорван железнодорожный путь. Вот это была полнейшая неожиданность. Выходит, противник не случайно маскировал свои действия внешней пассивностью — и теперь отряды бийчан и барнаульцев оказались как бы в клещах. Надо было немедленно выходить из этой ловушки. Но тут произошло такое, что не в переносном, а в буквальном смысле — удар в спину. Милицейский отряд, прибывший с эшелоном командующего и больше, чем наполовину, как на подбор, состоявший из бывших офицеров, в самый решающий момент повернул оружие против своих… Плетнев со своими конниками хотел смять перебежчиков, но был встречен заградительным огнем с противоположного берега и, понеся потери, вынужден отступить.

Хватились командующего — а его и след простыл.

Оказалось, поезд его успел проскочить еще по исправному пути и, судя по всему, находился теперь где-нибудь между Озерками и Повалихой…

Наступила ночь. Долгих и Огородников решили двигаться сомкнутой цепью, чтобы не растерять в темноте людей. Однако вскоре пошли места болотистые, лесистые — и волей-неволей цепь то и дело рвалась, люди отставали… Пришлось остановиться и ждать рассвета. А когда рассвело, увидели прямо перед собой разъезд, платформы на нем, какие-то вагоны… Пока судили-рядили, как быть, оттуда заметили и открыли стрельбу. Решили атаковать засевших на разъезде — и попали под такой жестокий и яростный пулеметный огонь, что непонятным было, как удалось проскочить открытое поле, ворваться на разъезд с двух сторон и смять, уничтожить немногочисленный, как оказалось, дозорный отряд. Забрали трофеи — два пулемета, еще горячие после боя, винтовки, патроны… Но было не до трофеев. Подсчитали свои потери и ужаснулись: убитых и раненых не один десяток… Стоило ли ввязываться в этот бой? Не разумнее ли было бы после перестрелки углубиться в лес — и уйти, сохранив людей и не усложнив дальнейшего продвижения? Теперь же вся надежда на то, что из Алтайской навстречу им будет послан поезд. Иначе раненых не вынести и не спасти. Отправили на всякий случай вперед конную разведку. Вскоре разведчики вернулись и доложили, что все мосты на ближайших железнодорожных перегонах сожжены.

Посовещались, посоветовались и решили раненых оставить в ближайших деревнях. Другого выхода не было. И двинулись дальше вдоль железной дороги, поражаясь увиденному: мосты были уничтожены на всем пути от Озерок до станции Алтайской, куда поздно вечером, пройдя без малого шестьдесят верст, прибыли усталые, измотанные переходом, голодные красногвардейцы. Здесь готовились к обороне. Станция была объявлена на военном положении. Штаб возглавил Казаков. Он уже знал о неудаче тальменской операции, знал и о бегстве командующего. Выслушав Долгих и Огородникова, Казаков нахмурился и сказал:

— Мерзавцем этот Иванов оказался. Его надо было арестовать еще тогда… после первого случая.

— Его расстрелять мало! — возмущенно прибавил Долгих.[4]

Узловая станция Алтайская оказалась и узловым моментом стремительно развивающихся событий восемнадцатого года, когда решалась судьба Советской власти на Алтае; отсюда, с Алтайской, чехословаки, если их здесь не остановить, двинутся по железной дороге в двух направлениях — по западной ветке на Барнаул и южной — на Бийск. Так и случилось. Остановить чехов не удалось.

А еще через несколько дней начальник штаба обороны Бийска Тимофей Бачурин отдал приказ: город оставить, отрядам отходить.

— Куда отходить? — спрашивали его.

— Куда угодно: в горы, в тайгу… Важно сберечь людей и сохранить силы для будущих боев.

— А город? А Советская власть?

— Сегодня у нас нет достаточных сил для защиты города. Но временное отступление — это еще не падение Советской власти, — ответил Бачурин. — Завтра, когда эти силы появятся, разговор будет другой…

— Откуда ж эти силы появятся? — высказал кто-то сомнение.

— Появятся, если мы с вами не будем сидеть сложа руки, — поддержал Бачурина Двойных. — Народ еще не сказал своего последнего слова.

— Какой народ?

— Сибирский народ, крестьянский. Вот когда он возьмет в руки оружие и скажет свое слово…

— А если не возьмет?

— Возьмет. Если мы, большевики и революционеры, не будем сидеть сложа руки. Так что вся борьба впереди. А пока все… все, товарищи! — голос его дрогнул. — Большевистская организация Бийска временно объявляется на нелегальном положении.

Ночью, под покровом темноты, остатки красногвардейских частей оставили город.

А утром, чуть свет, ударили колокола. И мгновенно по городу разнеслась новость: «Советская власть пала. Большевики во главе с Захаром Двойных, прихватив совдеповскую казну, скрылись в неизвестном направлении».

Во всех церквах отслужили литургию. А в полдень на Соборной площади состоялось торжественное молебствие, на котором епископ Иннокентий обратился к «освободителям» со словами приветствия, благодарности и напутствия: «Се даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью! И поддержка вам будет от господа бога и от его посланников