Молча и сосредоточенно Рено и Ева двигались по окраине долины. Стержни у них расходились чрезвычайно редко, несмотря на неровности земли под ногами. Приходилось обходить поваленные деревья, перепрыгивать через валуны — стержни тянулись друг к другу. С каждым шагом дрожание металлических палочек становилось все более ощутимым и даже видимым.

— Перестань тянуть вправо, — сказал Рено.

— Перестань толкать, — возразила Ева.

— Я не толкаю.

— А я не тяну.

Рено и Ева одновременно остановились и посмотрели на стержни. Ее стержень показывал почти прямо вперед, вместо того чтобы располагаться вдоль ладони. Стержень Рено находился под прямым углом, словно его тянули к себе.

Ева осторожно повернулась направо. Рено последовал ее примеру, согласуя с ней каждое движение, словно всю жизнь не делал ничего другого.

Когда стержни вновь образовали прямую линию, Рено и Ева оказались перед грудой обломков, оставленной оползнем. Осторожно ступая, они стали обходить ее кругом. Стержни медленно поворачивались, словно пришпиленные к некой точке под грудой камней.

— Вверх, — скомандовал Рено.

Оба вскарабкались вверх по оползню, несмотря на неровности, удивительно слаженно, словно две кошки, преследующие одну и ту же мышь. Тем не менее удержать стержни в соприкосновении было невозможно.

Как невозможно было и держать их порознь.

Внезапно стержни опрокинулись, вздрогнули к, яростно вибрируя, направили острия вниз.

— Рено!

— Я вижу… Боже мой, я чувствую это!

Он выхватил из-за пояса кирку и вонзил в то место, куда показывали стержни.

— Пойдем дальше вверх, — сказал Рено.

Чем выше они забирались, тем спокойнее вели себя стержни.

— Назад, — скомандовал Рено.

Когда они снова оказались около кирки, Рено огляделся вокруг, чтобы сориентироваться.

— Левее, — указал он направление свободной рукой. — К нише, но останься на одной линии с этой частью оползня. Готова?

— Да.

Когда они шагнули вперед, Ева сосредоточенно нахмурила светло-коричневые брови. У Рено вдруг возникло желание поцеловать эти легкие трогательные дуги… Но он понимал, что отвлекать ее сейчас, когда они держат испанские стержни, было безрассудством. Когда он однажды положил ей на плечи руку во время соприкосновения стержней, его прямо-таки скрутило от желания и боли.

Хотя Рено не знал природы энергии, которая пульсировала по тонким палочкам, в ее существовании он более не сомневался. Солнечный свет тоже нельзя потрогать, однако с его помощью можно зажечь огонь. И какой огонь! Каким-то непостижимым образом испанские стержни фокусировали невидимые токи.

Рено и Ева отошли от оползня, и трепет стержней уменьшился, хотя и не столь быстро, как в том случае, когда они двигались вверх. Они пошли в другую сторону — давление упало мгновенно, металлические палочки в их руках стали совершенно безжизненными.

Ева и Рено в молчании дошли до луга и оглянулись.

— Сильнее всего я ощущала токи, когда мы прошли две трети пути к вершине, — произнесла наконец Ева.

— Я тоже.

Рено сверился с компасом.

— Если идти к выступу скалы, там тоже очень сильно «тянет», — добавила она. Он кивнул и снова посмотрел на компас.

— Что это означает?

Он отложил компас. Из-под полей шляпы сияли огромные детски-серьезные глаза Евы. Изгиб ее нижней губы напоминал ему о том, как сладостно коснуться кончиком языка этой нежной плоти и почувствовать в ответ трепетную дрожь…

— Вот что, сладкая девочка, я тебе скажу. Я рад, что до нас иезуитские священники использовали эти стержни. Иначе я бы посчитал, что заключил договор с дьяволом.

Рено криво улыбнулся, но Ева поняла, что говорит он вполне серьезно.

— Я тоже, — просто сказала она.

Он снял шляпу, расчесал пальцами волосы и снова надел ее.

— Если верить стержням, — объявил он, — где-то под этим оползнем находится чистое золото. Много золота.

Ева посмотрела на камни.

— Это не похоже на руду?

— Не знаю, на что похоже. Оно находилось рядом с шахтой. А когда король Испании прогнал иезуитов, они сбросили это вниз и завалили вход к чертовой матери.

Третий раз за день в долине прогремел искусственный гром. Двое людей укрылись за деревом, зажав уши руками. Щебень и каменная пыль взлетели в воздух и затем стали медленно оседать над лугом.

Когда эхо взрыва наконец замерло и обломки перестали падать, Ева осторожно опустила руки. В голове у нее до сих пор стоял звон.

Рено выпрямился и взглянул на овраг, который был завален обломками камней. Постепенно за завесой пыли вырисовалась рваная черная дыра в склоне горы. Его охватила радость. Он сорвал шляпу, бросил ее в воздух и издал торжествующий клич.

— Дело сделано, моя девочка!

Он подхватил ее на руки и стал кружить. Она смеялась и прижималась к нему. Осыпав Еву поцелуями, он опустил ее и придержал, пока она не обрела равновесие.

— Пошли посмотрим, что получилось, — сказал он. Счастливо улыбаясь, он схватил Еву за руку и направился к шахте таким широким шагом, что Еве пришлось почти бежать за ним.

Как он и рассчитывал, взрыв убрал большую часть обломков из устья шахты. Мелкая пыль еще держалась в воздухе. Рено отпустил руку Евы и прикрыл платком нос.

— Подожди здесь, — остановил он ее.

— Но ведь…

— Нет! — решительно пресек Рено ее возможные возражения. — Мы не знаем, какой была шахта до взрыва и тем более после него.

— Но ведь ты собираешься туда, — заметила она.

— Да, сладкая девочка. Собираюсь. Один.

Рено зажег фонарь, нагнулся и шагнул в образовавшееся отверстие. Он почти сразу же остановился, поднял фонарь и начал осматривать стены шахты.

Стены были из твердых пород. Несмотря на естественные трещины, туннель казался прочным. Когда Рено постучал молотком по поверхности, вниз полетело лишь несколько камешков.

Со всеми предосторожностями, сильно согнувшись, Рено пошел дальше. Вскоре характер пород изменился. Появилась жила бледного кварца толщиной в палец. При движении фонаря поблескивали вкрапления золотых крупиц.

Если бы кварц был ручьем, золото из него намывали бы в виде золотой пыли. Но камень — не вода. Чтобы освободить драгоценные крупицы от кварцевой тюрьмы, требуется черный порох, тяжелый труд и человек, который имеет желание рисковать своей жизнью в темных, сдавленных скалами переходах под землей.

— Рено! — с беспокойством окликнула его Ева.