– Смерть! – раздалось со всех сторон.

– Нет, не слушайте ее, – завизжал в ужасе Альберт. – Я просто изгнал вас! Вы могли пойти в другие поселения, вы могли…

Но договорить он не успел. Жанна выстрелила. Пуля вошла точно между глаз. Бывший председатель рухнул на снег, несколько раз дернулся и затих.

Пару секунд царила гробовая тишина, а потом люди сорвались с места и бросились к телу убитого. Они пинали Альберта ногами, таскали его за руки, плевали на труп. Все больше и больше людей присоединялось к глумлению над покойником.

– Назад, не сметь! – кричала медсестра, но видя, что людей не остановить, пальнула в воздух из АК.

Все тут же отпрянули в разные стороны. Жанна, держа наготове автомат, подошла к изуродованному трупу Вилкова и встала над ним. Патроны кончились, впрочем, стрелять больше не пришлось. Никто не решился сделать шаг в сторону бездыханного тела. Подошла Диана, натянула тетиву лука.

– Это – лишнее, – произнесла Негода после короткой паузы. – Мы не звери. И не дикари. Мы – люди. Так нельзя.

– Он мразь, он иного не заслуживает! – крикнул кто-то.

– Правильно, верно, – загалдели все вокруг.

Жанна качнула стволом АК, и гвалт мигом прекратился.

– Он – мразь. Но он получил свое. Скоро тела обнаружат падальщики, пусть пируют. А нам пора назад, домой.

И Негода повела своих друзей к воротам периметра.

Люди еще были в сотне шагов от цели, когда на их глазах ворота начали распахиваться. О них помнили, их ждали. Победа, в которую Жанна верила с самого начала, в которой ни на миг не позволяла себе усомниться, была одержана.

– Слава богу, – прошептала женщина и едва не разрыдалась от счастья.

Падая и спотыкаясь, они вошли на территорию «Кирпичного завода». Там беженцев уже ждали вооруженные оккеры, взявшие на себя оборону периметра, и медики во главе с Алисой Чайкой.

– В тепло их, быстро, – распорядилась Алиса и сама повела под руку обессилевшую подругу.

– Молодец, Жанка, молодец, – шептала Чайка, пока они спускались под землю.

В кабинете, который раньше занимал Звягинцев, а потом Вилков, был собран экстренный совет. Организатором совещания выступил Валентин Сбруев. Он один из немногих в бункере не пострадал от репрессий и во время последующих событий тоже не получил ни царапины. Глашатай отсиделся в укромном уголке и вылез ровно в тот момент, когда понял, что убивать больше не будут. На Сбруева смотрели косо, но обвинить ни в чем не могли. С новой властью глашатай сотрудничал, но в репрессиях не участвовал. Так, выполнял мелкие поручения. Даже усиленного пайка не получал.

В кабинете председателя собрались Василий Васильевич Стасов, один из лидеров Оккервиля, опытный управленец и хозяйственник, Жанна Негода, проявившая неординарные организаторские способности в экстренной ситуации, и Лена Рысева. Жанна с трудом говорила, то и дело давилась кашлем, но к разговору прислушивалась очень внимательно и периодически вставляла реплики.

Пришел и Игнат Псарев. Алиса тщательно обработала пулевое ранение, перевязала мужа. В итоге на совещание Пес явился с перебинтованной рукой, злой и страшно уставший.

– У-у, ироды. Срывать с больничной койки бедного раненого сталкера… – ворчал Игнат, располагаясь на койке Вилкова. Он демонстративно закинул ноги на спинку кровати и уставился в потолок, всем своим видом показывая, какое огромное одолжение он делает, находясь здесь.

– Больше что, совещаться не с кем? – продолжал бормотать себе под нос Пес.

– Представь себе, не с кем, – отозвался Стасов, смерив сталкера хмурым взглядом. – Одни трупы. Почти все мужики – того. На том свете. Или как Молот – ни ходить, ни говорить не могут.

Лена всхлипнула. Она пришла на совещание прямо из больничной палаты. Там девушка провела последние сутки, не отходя от израненного товарища ни на шаг. Если бы не просьба Василия Васильевича, она бы не оставила Бориса без присмотра ни на минуту.

– То есть… В общине не осталось мужчин? – Игнат перестал ворчать, сел на койке.

– Почему не осталось? Остались. – Жанна покосилась на Сбруева. – Глашатаи там всякие.

Валентин закусил губу. Он явно хотел сказать что-то в защиту своей работы, но сдержался.

– Или поварята, – продолжала Негода. – Лютый выжил. И другие. Но глобально – да. Этот, мать его, заговор стоил нам полусотни жизней. Почти все – мужчины.

– Че? – сталкер не поверил своим ушам. – Пятьдесят… трупов?

– Сам прикинь. Охрана Звягинцева – раз. – Стасов загнул один палец. – Группа, которую послали убить Звягинцева, – два. Все – двухсотые. Почти все заговорщики, включая самого Алика. Это три. Еще человек десять расстрелял Вилков…

– И батюшка погиб, священник наш… – Жанна смахнула набежавшую слезинку.

– Дела-а, – Псарев печально покачал головой. – И че теперь делать?

– Че делать, пахать, – отвечал Василий Васильевич. – За себя и за того… покойника. Иначе общине кирдык. Но в одном Альберт оказался прав. Меньше народа – больше кислорода.

– Ты к чему клонишь? – насупился сталкер. Его ни капли не смущало то, что Стасов был его лет на пятнадцать старше и долгие годы формально считался руководителем Оккервиля.

– Он говорил, что для спокойной жизни многих нужно убить некоторых. Он именно это и сделал. Правда, на убой пошли не «бездельники», а как раз наоборот, самые работоспособные люди.

– Погоди-погоди.

Игнат встал с места, пододвинул пустой табурет и сел на него, оказавшись прямо напротив Стасова.

– Че ты тут такое умное свистишь, Василич? Не пойму, тупой, наверное. Ты оправдываешь его? Этого палача ублюдочного?

– Я? Да ни боже мой. – Стасов всплеснул руками. – Но факт есть факт. Кормить теперь нужно куда меньше ртов.

– Только вот кормить некому, – добавила Лена Рысева.

– И проблему нехватки мужиков вся эта история только усугубила… – прошептала Негода с тяжелым вздохом.

В комнате на долгое время воцарилась тяжелая тишина.

– И что делать? – Рысь первой решилась нарушить затянувшееся молчание.

– Че делать… Сухари сушить, – буркнул Псарев. – Кстати, сухари – это тема, хе-хе.

Сбруев растерянно пожал плечами. Долгие годы он выполнял чужие поручения и опыта принятия самостоятельных решений не имел.

Лена тоже всю жизнь оказывалась на вторых ролях. То ее знали исключительно как «дочку того самого Святослава Рысева», то как «подружку того самого Бориса Молотова». Когда же девушка пыталась принимать решения самостоятельно, из этого редко получалось что-то толковое. Так, например, она покинула Оккервиль, движимая призрачной надеждой снова увидеть родных людей. В итоге и отца не нашла, и родину потеряла.