– Вениамин Рудольфович! Мне необходимо встретиться с Анной Колесниченко.

– Зачем? – спросил Хворостов.

Мирослава не стала ходить вокруг да около, она спросила:

– Вы слышали об убийствах с алой розой?

Он кивнул.

– Ну, так вот, есть надежда, что Колесниченко могла видеть преступника, хотя, не буду скрывать, надежда крохотная. Но мы должны использовать любой шанс. У нас есть ее телефон, но он молчит…

– Насколько мне известно, Анна уезжала в Новосибирск, и поэтому ее домашний телефон отключен. Позвоните ей на сотовый. – Он назвал цифры. – Или, если хотите, приезжайте сегодня вечером, часам к шести, сюда. Анна должна подъехать, у нас с ней есть договоренность о приобретении «Оленятами» еще четырех ее картин.

– Спасибо Вениамин Рудольфович, я подъеду, но подожду внизу, чтобы не мешать вам закончить дела с художницей.

– Хорошо, не забудьте мне позвонить, как приедете.

Без двадцати пяти шесть автомобиль детектива замер на стоянке перед «Оленятами», и Волгина внимательно наблюдала за всеми, кто входил в двери. Ее внимание привлекла тоненькая девушка с распущенными русыми волосами. Одета она была небрежно, но со вкусом. В руках девушка явно держала упакованные полотна. Спустя двадцать пять минут Мирослава позвонила Хворостову.

– Хорошо, что вы подъехали, – сказал он, – мы скоро закончим и спустимся.

Мирослава закрыла автомобиль и вошла в вестибюль. Прошло еще минут пятнадцать, прежде чем Волгина увидела Хворостова и ту самую девушку.

– Знакомьтесь, это наша Анечка, а это Мирослава Волгина, детектив.

– Я объяснил Ане, зачем вы хотите ее видеть, – проговорил Вениамин Рудольфович, – и она согласилась с вами побеседовать.

– Спасибо, – поблагодарила Мирослава.

– Вам, девочки, лучше посидеть в нашем кафе, сейчас там еще почти никого нет. – Хворостов подхватил обеих девушек под руки и подвел их к стеклянной двери со светящимися фигурками оленят.

Оказавшись по ту сторону двери, Мирослава увидела средних размеров зал, стилизованный под березовую рощу. Хворостов подвел их к одному из столиков под искусственной березкой, на заднем плане резвилась пара оленят.

– Вот, – сказал он, – здесь вам никто не помешает. А мне разрешите попрощаться и откланяться.

Когда они остались наедине, художница посмотрела на Мирославу и тихо сказала:

– Вениамин Рудольфович мне все объяснил, но вряд ли я могу вам чем-то помочь…

– Я могу называть вас Анной? – спросила Мирослава.

– Да, конечно, или Аней.

– Спасибо. Аня, вы какое-то время жили в доме травницы Степаниды и бывали на озере. Там же отдыхала убитая Маргарита Куконина со своим женихом Виталием Артемьевым.

– Я действительно видела там отдыхающую пару, но мы не общались, и я даже не знаю их имен.

– А вы никого не заметили там, кроме них?

– Нет. – Девушка покачала головой.

– Может быть, проезжали какие-то машины, велосипедисты, проходили грибники?

– Нет, на озере тогда никого не было.

– А в деревне был кто-то незнакомый?

– В деревне? – задумчиво переспросила девушка. – Так я деревенских далеко не всех знаю. Я в основном была или на озере, или на крылечке Степаниды.

Мирослава уже хотела распрощаться с художницей, как неожиданно девушка заговорила снова.

– Только один раз, – задумчиво проговорила она, – на калитку села удивительно красивая бабочка, и я поторопилась перенести ее на полотно. Черныш, кот Степаниды, лежал рядом, жмурил на солнышке глаза и мурлыкал. Я уже заканчивала набросок, как он неожиданно сорвался с места, прыгнул на калитку, спугнул мою бабочку и оказался по ту сторону забора. Сама не знаю почему, но я тоже вскочила и бросилась за ним. Кот и не думал убегать, он сидел на травке и смотрел на проселочную дорогу, по которой медленно двигался «Опель» оливкового цвета. Создавалось такое впечатление, что человек, сидящий за рулем, что-то высматривает. Но я не могу этого утверждать, просто у меня было такое ощущение. Хотя может быть и так, что водитель просто любовался окрестностями…

– Номер вы не запомнили?

– Нет.

– За рулем сидел мужчина или женщина?

– Я не рассмотрела…

– Ну, что ж, – сказала Мирослава, – все равно спасибо.

– Но ведь это может ничего не значить? – спросила художница.

– Конечно, – улыбнулась Мирослава, – но в расследовании может пригодиться любая мелочь.

Прямо из машины Мирослава позвонила Наполеонову, которого застала на работе.

– Шура, – сказала она, – я по делу Маргариты Кукониной разговаривала с художницей.

– И что?! – перебил он.

– Позвони местной полиции и узнай, часто ли по их проселочной дороге проезжают иномарки и есть ли у кого-то из деревенских или их родственников автомобиль «Опель» оливкового цвета.

– Узнаю. Больше ничего?

– К сожалению, нет, – ответила Мирослава и отключилась.

Но телефон снова зазвонил.

Мирослава глянула на номер.

– Чего отключилась? – проворчал Наполеонов сердито.

– Так все…

– У тебя все, у меня нет.

– Да?

– Мы картотеку Инны Бориславовны Корниловой проверили.

Шура замолчал.

– Не тяни, – попросила Мирослава, – есть что-нибудь новенькое?

– Уж не знаю, новенькое или старенькое, – сердито пробурчал Наполеонов, – в картотеке психолога есть Алик…

– Гурский?!

– Он самый.

– Ты говорил с ним?

– Да сразу же вызвал к себе. Он выразил недовольство, но с работы отпросился и приехал.

– И какие он тебе дал объяснения?

– Сказал, что хотел залечить свои раны, избавиться от безответной любви.

– Так… А ты ведь его спрашивал, не был ли он знаком еще с кем-то из убитых.

– Спрашивал, – вздохнул Наполеонов в трубку, – и напомнил ему об этом. Так он говорит сейчас, дословно: «Не хотел обнародовать факт своих сердечных страданий».

– Ну, фрукт, – усмехнулась Мирослава и спросила: – Ты его задержал?

– А надо было?

– Следователь у нас ты…

– Это точно. А что думаешь ты по этому поводу?

– Нужно быть совсем идиотом, чтобы не избавиться от картотеки. Ведь у убийцы было время.

– Я рассуждал примерно так же…

– Однако Гурский должен был предполагать, что его имя может выплыть и в связи с убийством Корниловой…