— Когда был жив император Фридрих, все вельможи держали у себя дома собак, соколов, а кое-кто и леопардов, — гладя своих любимцев, пояснил его сиятельство. — Приручить детёныша леопарда — большое искусство, поэтому к ним обычно приставляется человек из сарацин, знающий повадки зверя. Охота с леопардами — редкостное удовольствие, но и большой риск.

Эти леопарды уже третье поколение домашних леопардов. Самую первую пару привёз сюда мой дядя-канцлер, в благодарность за услугу, которую я оказал императору Фридриху.

Фридрих был особенным человеком и мог легко найти общий язык с чужим, незнакомым ему прежде зверем. Он некоторое время просто разговаривал с ним, после чего леопард разрешал ему приблизиться. Фридрих входил в клетку и затевал новые переговоры, прося у зверя разрешения его погладить... И наконец, выходил из зверинца, ведя леопарда рядом при помощи собственного платка, накрученного тому на шею. Незабываемое зрелище!..

Пообщавшись с леопардами и накормив их мясом, принесённым служителем, его сиятельство поведал, что старшего он назвал в честь императора Крапивником. Шею зверя украшал широкий, яркий, точно крылья бабочки, ошейник. Второй леопард носил имя Саладин — с султаном Саладином воевал ещё Фридрих Барбаросса.

Гансало Манупелло вымыл руки в бассейне, и в ту же минуту прибежавший паж доложил о приезде архиепископа. Так что граф, спешно выбравшись из зверинца, был вынужден извиниться перед гостями за то, что не может показать им сегодня псарню. Но, собственно, какие могут быть собаки после леопардов?!

— Полагаю, нашей очаровательной помощнице будет интересно послушать о третьей супруге императора Фридриха, сестре английского короля, Изабелле.

О, это была очаровательная девушка! С золотистыми, шёлковыми волосами и белой нежной, точно у ангела, кожей. Многие не желали признавать её природной красавицей, но императрица была прекрасно воспитана, юна и, что немаловажно, принесла Фридриху не только отличные отношения с Англией и тридцать тысяч марок серебром, но и внутренний мир с гвельфами, которые традиционно поддерживались английской короной.

Для смотрин невесты и заключения брачного договора к английскому королю отправились разодетые по такому случаю в лучшие одежды посольские. Во главе их стояли два рыцаря Тевтонского ордена и личные друзья императора: Пётр из Виней[113] и... — Фогельвейде сделал паузу, — Вольфганг Франц! Вкусу их император всецело доверял.

Честно говоря, месяцев за шесть до происходящих событий, я бы душу отдал, лишь бы первым увидеть будущую императрицу. Но, к моему величайшему сожалению, в то время я как раз лишился глаза и... Фридрих велел мне лечиться в крепости Никастро, куда через несколько лет отправили несчастного Генриха. Там я и пребывал, пока император милостиво не простил меня и вновь не приблизил к своей персоне.

— Простил за то, что вы потеряли глаз? — Анна непонимающе замотала головой.

— Если быть до конца честным, это уже не для летописи, то лучший императорский трубадур потерял его далеко не на поле боя! — ухмыльнулся бывший оруженосец.

— Не на поле боя? А как тогда? — не унималась Анна.

— Полагаю, подглядывал за наложницами императора, — засмеялся было Франц, но тут же заткнулся собственным смехом, напоровшись на свирепый взгляд единственного глаза трубадура.

— Вы полагаете, милейший Вольфганг, что мои руки всю жизнь держали исключительно лютню и не знакомы с мечом?

Оруженосец поспешно поднялся со своего места, шепча запоздалые извинения и тут же вновь садясь, теперь уже на самый краешек.

— Вы считаете, моя левая рука хуже действует, нежели правая? — уточнил ещё Фогельвейде.

— Да я... ничего такого, я..., — отчего-то оруженосец вдруг съёжился в своём кресле, опасливо поглядывая на кривого, однорукого трубадура, тощая фигура которого нависала над ним, точно злобный вылезший из фамильного склепа призрак. — Говорили, что тебя будто бы застали то ли возле купален, то ли около спальни... может, ты и спал с одной из его наложниц. Все так думали.

— Какой смысл подглядывать за их купаниями, когда в Кастель дель Монте они веселились и так в открытую? — пожал плечами однорукий. — Да и наблюдать за постельными утехами императора... м-да...

— Вот и говорили, что ты будто бы прокрутил дырочку в ковре и пялился через неё на императорскую задницу, пока тот не заметил да и не ткнул в ковёр ножом.

— Забавно. Как же я мог любоваться на его задницу, если он развернувшись выкалывал мне глаз? Странные вы люди.

— А действительно как? — задумался оруженосец. — У меня бы нипочём не получилось.

— И ни у кого не получилось бы, мой друг, — вздохнул Фогельвейде.

— Но как же тогда ты потерял свой глаз?

— И почему Фридрих бросил вас в ту самую темницу? А правда, может, расскажете? Уж слишком близко карта легла от короля Генриха, о котором хотел послушать его сиятельство... — Рудольфио выглядел заинтересованным.

— Не думаю, что это как-то поможет пролить свет на судьбу Генриха, хотя он мне нравился. Что же до темницы, то я там побывал раньше, нежели Генрих. Так что, никакой связи. Позже я действительно посетил место гибели германского государя и испил изрядно хорошего вина с господами стражниками, отчего и знаю достаточно об этом деле.

Впрочем, вы хотели услышать о том, как я потерял глаз. Что же... Гуляя по очередному замку в Апулии, в который император с месяц как переехал со своей свитой, я вдруг заметил, что есть покои, куда разрешено входить лишь нескольким весьма странным слугам.

Надо сказать, что далеко не во все дворцовые помещения можно запросто входить. Вряд ли, если вы не свой человек, вас впустят в сокровищницу или в комнаты, занимаемые знатной дамой. Ну, в общем, понятно: в запретные покои никогда не входят даже обыкновенные уборщики — только неусыпная стража, только мрачные, одетые во всё чёрное, похожие на тени слуги. Грешным делом я предположил, что именно там император и прячет от света своего старшенького. Это же невозможно себе вообразить, будто бы сына Констанции заперли в башне или подвале какой-то там крепости! Я стал искать возможность пробраться в запретные комнаты, дабы убедиться в своей правоте. Я бы не отказался поддержать Генриха по мере своих скромных сил...

Впрочем, никакого Генриха там не оказалось. Когда мне удалось угостить стражу вином со снотворным и проникнуть внутрь, я узрел маленькие кроватки с детьми в них, на вид около двух лет. Первый вопрос, чьи это дети? Императорские бастарды? Но почему всё одного возраста? И если это его дети, то почему их не содержат как положено: с кормилицами? Да и одно дело обнаружить двух, ну трёх детей... я же насчитал двенадцать!

Когда я перешагнул порог комнаты, малыши уже проснулись и начали ползать по своим кроваткам, выглядывая из них и покрякивая. Они общались друг с другом взглядами и сопением. Я попытался успокоить малышей, и заговорить с ними, но мой голос вызвал у них страх. Все они вдруг завопили, и я был вынужден бежать. По дороге меня схватила проснувшаяся стража.