Мрачный взгляд.

— И откуда же взялся сей афоризм?

Сакс улыбнулась:

— Сама придумала. А ведь звучит неплохо, правда? Используй его в новом издании своей книги.

— Я не пишу книги о свидетелях, — огрызнулся Райм, — пишу о вещественных доказательствах.

— А откуда ты узнал, что он в комнате? Ты что-то услышал?

— Нет, я почувствовал сквозняк. Сначала решил, что это кондиционер. Но это был он. Он дул мне на щеку и на шею.

— Зачем?

— Думаю, для того чтобы испугать. Между прочим, это ему удалось. — Райм закрыл глаза, затем кивнул, словно что-то вспомнив. — Я попытался позвонить Лону, но он… — Райм посмотрел на Кару. — Он понял, что я хочу сделать. До этого он угрожал убить меня — нет, угрожал ослепить, если я попытаюсь позвать на помощь. Я решил, что он так и сделает, но, как ни странно, мои действия на него произвели впечатление. Он даже похвалил меня за попытку отвлечения… — Райм умолк — воспоминания истощились.

— Как же он вошел?

— Вместе с офицером, который принес вещдоки по делу Грейди.

— Черт! — воскликнул Селлитто. — Теперь мы будем проверять удостоверения личности у всех, кто сюда входит.

— Он говорил об отвлечении, — напомнила Сакс. — Похвалил тебя. Что еще он сказал?

— Не знаю. Ничего не сказал.

— Совсем ничего?

— Не знаю! — Райма охватило бешенство.

Он злился на Сакс за то, что она наседает на него и не позволяет выпить: это помогло бы ему забыть о пережитом ужасе. Злился на себя за то, что не оправдывает ее ожиданий. Должна же она понимать, как трудно ему снова возвращаться туда — к языкам пламени, к клубам дыма, проникающим в нос и угрожающим его драгоценным легким…

Минуточку! Дым…

— Огонь, — сказал Линкольн Райм.

— Что?

— Кажется, больше всего он говорил именно об огне. Похоже, это у него навязчивая идея. Он упоминал о какой-то иллюзии. О… о «Пылающем зеркале». Да, точно. Огонь по всей сцене, а иллюзионист выбирается из него. А потом вроде бы превращается в дьявола. Или кто-то другой превращается в дьявола.

Райм и Сакс одновременно посмотрели на Кару. Она кивнула.

— Я слышала об этом. Редкая вещь. Требует много декораций и довольно опасная. В наши дни большинство владельцев театров не позволяют ее ставить.

— Потом он продолжал говорить об огне. Что это та вещь, которую нельзя подделать на сцене. О том, как публика видит огонь и втайне надеется, что иллюзионист на самом деле сгорит. Потом он говорил о чем-то еще. Он…

— Давай, Райм, дело у тебя идет.

— Не прерывай меня! — огрызнулся он. — Я уже упоминал о том, что Кудесник вел себя так, будто дает представление? Он словно бредил. Все время смотрел на пустую стену и с кем-то разговаривал. Какая-то там публика — не помню точно, как он называл ее. Он вел себя как маньяк.

— Воображаемая аудитория.

— Ну да. Подождите-ка… Кажется, он говорил «уважаемая публика». Ну да, именно так: «уважаемая публика».

Нахмурившись, Сакс взглянула на Кару, но та лишь пожала плечами.

— Мы всегда разговариваем с публикой. Это называется паттером. Прежде исполнители говорили «почтеннейшая публика» или «уважаемые леди и джентльмены». Но теперь все считают это вычурным и надуманным. В наши дни паттер стал более неформальным.

— Давай дальше.

— Не знаю, Сакс. Кажется, это все. Остальное представляется мне сплошным неясным пятном.

— Уверена, это не все. Это как вещдок на месте преступления. Он здесь; возможно, это ключ ко всему делу. Нужно просто взглянуть как-то по-другому, чтобы найти его. — Она наклонилась к Райму: — Допустим, это твоя спальня. Ты лежишь в своей кровати. Где он стоял?

Криминалист кивнул.

— Там. В ногах кровати, лицом ко мне. С левой стороны от меня, ближе к двери.

— В какой он стоял позе?

— В какой позе? Не знаю.

— Подумай.

— Наверное, лицом ко мне. Он постоянно двигал руками, словно говорил на публике.

Встав, Сакс приняла ту позу, о которой говорил Райм.

— Так?

— Подойди ближе. — Она подошла. — Встань сюда.

Это снова пробудило в нем воспоминания.

— Еще один момент… Он говорил насчет жертв. Сказал, что тут нет ничего личного.

— Ничего личного?

— Он убивал их… да, теперь помню точно — убивал за то, что они собой представляли.

Сакс кивнула, дополняя магнитофонную запись письменными заметками.

— Представляли! — задумчиво повторила она. — Что бы это могло значить?

— Понятия не имею. Музыкант, адвокат, гример. Разный возраст, пол, разные профессии, разные места жительства, никакого отношения друг к другу они не имеют. Что именно они могут представлять собой? Верхушку среднего класса, жителей мегаполиса, лиц с высшим образованием… Может, ключ к разгадке в одном из этих параметров — рационалистическое обоснование принципа, по которому он отбирал их. Кто знает?

— Тут что-то не так, — нахмурилась Сакс.

— Что именно?

— Что-то в твоих воспоминаниях, — поколебавшись, ответила она.

— Ну я же не могу дословно передать все, что он сказал. У меня ведь не было под рукой стенографистки!

— Нет, я не это имею в виду. — Помолчав, Сакс кивнула. — Ты восстанавливаешь то, что он сказал. Ты пересказываешь это своим языком. Жители мегаполиса, рационалистическое обоснование… Мне нужны его слова.

— Я просто не помню его слов, Сакс. Он сказал, что против жертв у него нет ничего личного, и точка.

Она покачала головой:

— Не так.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Преступники никогда не называют жертвами тех, кого они убивают. Это невозможно. Они никогда не очеловечивают их. По крайней мере такие серийные убийцы, как Кудесник.

— Только не корми меня всякой чепухой из того курса психологии, что преподают в школе полиции.

— Да нет, Райм, так все обстоит на самом деле. Это мы считаем их жертвами, а преступники убеждены, что они по той или иной причине заслуживают смерти. Подумай об этом. Он ведь не употреблял слово «жертва»?

— Ну и в чем же здесь разница?

— Смысл в том, что, по его словам, они что-то собой представляли, и мы должны выяснить, что именно. Как он называл их?

— Не помню.

— Ну, жертвами он их точно не называл, уверена. Может, он говорил о ком-нибудь из них конкретно? О Светлане, о Тони… А как насчет Черил Мерстон? Не называл ли он ее блондинкой? Или же адвокатессой? Или женщиной с большими сиськами? Даю гарантию, что он не говорил про «жителей мегаполиса».