– Все хорошо, Лео?

– Ты можешь сказать, – продолжаю я, – что было потом? Ты слышал, как тебя звала мама?

Лео говорит тихим голосом, таким тихим, что мне приходится наклониться вперед, чтобы услышать.

– Она была внизу.

– А ты не попытался спуститься? Что, пламя было слишком сильным?

Ребенок качает головой.

– Ты испугался? А ты что, не понял, что можешь пострадать?

Мальчик пожимает плечами:

– Им же все равно. Их волнует только Дейзи. А не я. Они хотели отдать меня назад.

Я чувствую на себе взгляд Эверетт. Она так же, как и я, хорошо знает, что я должен буду сделать дальше. Хотя я и ненавижу себя за то, что должен это сделать. Хотя и не могу оценить тот вред, который могу причинить.

– Лео, – мягко говорю я, – а ты знаешь, что значит слово «усыновленный»?

– Дейзи мне сказала. – Ребенок кивает. – Она сказала, что я ее «ненастоящий» брат. Сказала, что поэтому меня никто не любит.

На глаза ему навертываются две больших слезы, которые медленно стекают по щекам.

– Она не должна была так говорить. Вы что, ругались?

Лео кивает.

– Это было в день ее исчезновения? Она сказала это в тот день?

– Нет. Это было очень давно. В короткие каникулы.

Значит, около двух месяцев назад. Как раз в то время, когда Лео стал плохо себя вести. Когда он стал бросаться на других. Неудивительно. Бедняга…

– А ты не знаешь, откуда она это узнала?

– Она подслушала. Они не знали, что Дейзи была там. Она все время подслушивала. И знала очень много секретов.

Я делаю знак Эверетт. Наступает ее очередь.

– Расскажи нам о том дне, когда исчезла Дейзи, – мягко начинает она.

Слезы продолжают катиться по щекам мальчика:

– Я разозлился на нее, когда она убежала и бросила меня наедине с теми мальчишками. Я накричал на нее.

– То есть вы еще раз поссорились? И что же она сказала?

– Она сказала, что у нее есть другой брат. Настоящий. Она сказала, что у Па есть нормальный сын, с которым он будет встречаться вместо меня, а усыновленный ему больше не нужен.

– Это тебя расстроило?

Брат Дейзи все еще не поднимает глаз:

– Я знал, что не нужен им.

Теперь я вижу в глазах Верити почти физическую боль. В этой комнате столько боли, что маленькому мальчику с ней просто не справиться.

– А что было, когда ты вернулся домой? – спрашивает наконец Эверетт. – Ты видел там Дейзи?

Ребенок на мгновение поднимает на нее глаза:

– Все было, как я рассказал. Я не хотел ее видеть. Я не знаю, что произошло. У меня играла музыка.

– Лео, – начинаю я, стараясь говорить ровным голосом, – ты только что сказал нам, что здорово разозлился на Дейзи. Ты уверен, что не заходил к ней в комнату, когда вернулся? Мы поймем, если ты все еще злился на нее – она ведь сказала тебе очень плохие вещи. Я бы здорово расстроился, если б кто-то сказал мне такое. Понимаешь, когда люди злятся, то они могут сделать другим больно. Ты уверен, что Дейзи ты ничего не сделал?

– Не сделал, – отвечает юный Мэйсон. – Все было так, как я сказал.

– Но ты уже однажды злился в школе, правильно? На мальчика, одного из тех, кто над тобой издевался. И попытался воткнуть ему в глаз карандаш.

– Он делал мне больно. – Лео пожимает плечами.

– А в день накануне исчезновения Дейзи ничего не случилось? Когда вы все пошли к Коннорам и примеряли там маскарадные костюмы?

– Я этого не хотел. – Он краснеет.

– Мистер Коннор сказал, что ты ударил Дейзи. Что ты гонялся за ней с какой-то волшебной палкой.

– Это был посох мага – волшебника для малышни.

– Но ведь дело совсем не в этом, правда, Лео? Почему ты хотел ударить ее?

– Потому что она говорила обо мне гадости. А девчонки смеялись.

– И что же, все это повторилось в день вечеринки? Она опять говорила гадости, ты снова разозлился и ударил ее? А может быть, она упала и ударилась головой? Если это случилось, то я пойму. И констебль Эверетт поймет. И Дерек.

Мальчик качает головой и молчит.

– И если нечто подобное действительно произошло с твоей сестрой, – продолжаю я, – то я уверен, что ты об этом сразу же пожалел. И почувствовал свою вину. В такой момент было совершенно естественно пойти к маме и обо всем ей рассказать. Я уверен, что она согласилась бы помочь тебе все исправить. Ведь все так и было, да, Лео?

Я могу только попытаться представить себе, что сейчас происходит в соседней комнате. Но мне на это наплевать.

Лео вновь трясет головой.

– Она – не моя мама. А Дейзи – не моя сестра.

– Но она тебе помогла – твоя мама помогла тебе все исправить после твоей ссоры с Дейзи?

– Я же уже сказал. Я не видел Дейзи. Она была в своей комнате.

Мы с Эверетт обмениваемся взглядами.

– То есть все было так, как ты рассказал с самого начала, – говорю я. – Ты пришел домой, в комнате Дейзи играла музыка, и ты никогда ее больше не видел?

Мальчик кивает.

– А ты был у себя в комнате, где играла музыка.

Он кивает еще раз.

– И на тебе были надеты наушники.

Лео колеблется:

– У меня тоже играла музыка.

– Музыка и наушники?

– Неважно. Я их ненавижу. Я их всех ненавижу.

Может быть, ему просто захотелось наконец выговориться. И кто его за это осудит? Теперь он уже плачет. Просто рыдает.

Я протягиваю руки и осторожно, очень осторожно поднимаю длинные рукава его большой не по росту майки. С которой он не расстается даже в жару. Лео не пытается остановить меня.

Я смотрю на следы на его теле. «Скорее всего, – догадываюсь я, – это началось вскоре после того, как он выяснил, что у него нет семьи». Доктор об этом знал, а в школе что-то подозревали. Но ни один из тех, кто должен был его любить и заботиться о нем, ничего не заметил. Бедный маленький Лео… Бедный чертов Джейми… Бедные брошенные одинокие дети…

– Я знаю, что это такое, Лео, – говорю я негромко. – У меня раньше был маленький мальчик, который тоже это делал.

Я чувствую, как рядом со мной напрягается Эверетт. Она не знала. И никто не знал. Мы никому не говорили.

– Мне было очень грустно, и потребовалось много времени, прежде чем я все понял – наверное, потому, что я очень его любил и думал, что он это знает. Но теперь, когда я все понял, мне кажется, что я знаю, зачем он это делал. Боль от этого меньше, чем от всего остального, правда? И становится чуть легче. Даже если на очень короткое время.