Он должен позвонить Патрику.

Аксель отступил на шаг от зеркала. И вновь удивился, увидев отражение неизвестного человека в свете от окна. Не только причёска стала другой. Он попробовал распрямить спину. Что-то в шее и в плечах мешало ему. Слишком много лет он провёл согнувшись, тысячи дней работал изо всех сил за гроши и долгие вечера сидел над своими рукоделиями и размышлениями.

Он поднял голову – в шее что-то хрустнуло. Так он стал стройней, но ему приходилось прилагать усилия, чтобы стоять выпрямившись. Он провёл рукой по коричневому пиджаку и подумал, нужно ли будет надеть галстук, когда он отправится в путь. Галстук – вещь важная. В этом миссис Дэвис была права.

Если с деньгами будет всё в порядке, он оплатит Патрику путешествие через океан. Хотя его приятель неплохо зарабатывал в летнее время, но большая часть денег уходила на содержание карусели и зимнее прожитье. Патрик так и не побывал в Ирландии с тех пор, как уехал в Америку. Он мог бы навестить его в Осло, погостить неделю или две, а на обратном пути заехать в Дублин, если захочет.

Аксель вдруг почувствовал, что боится.

Он никогда не летал на самолёте, но пугало его совсем не это.

Может, Ева не будет рада, что он вернулся. Она ведь никогда не просила его об этом. Аксель снял новый пиджак и начал упаковывать солдатиков в папиросную бумагу, которой его снабдила миссис Дэвис.

Он порезал палец о маленький синий осколок, оставшийся от генерала, которого раздавила Ингер Йоханне Вик. Аксель лизнул палец. Эта молодая женщина могла потерять к нему всякий интерес, раз он взял да и исчез без всякого предупреждения.

Он не испытывал такого страха с 1993 года – тогда ночные кошмары наконец перестали его мучить.

– Он был настоящим придурком, – сказала она. – Отъявленным идиотом.

Лена Бордсен была недовольна, хотя он пришёл не так уж поздно. Она взглянула на него заплаканными глазами, мешки под ними выглядели почти фиолетовыми на бледном лице. В квартире было сыро и душно, хотя, судя по всему, хозяйка пыталась поддерживать порядок. В руках у неё был стакан с каким-то напитком, Ингвар подумал, что это красное вино. Словно прочитав его мысли, она подняла стакан и сказала:

– Врач порекомендовал. Два стакана перед сном. По его словам, действует лучше, чем снотворное. Если честно, не особенно помогает. Зато и впрямь вкуснее любого лекарства.

Она допила оставшееся одним глотком.

– Карстен привлекательный. Был, по крайней мере. Умеет ухаживать. Я тогда была ещё девчонкой. Не привыкла к такому вниманию. Я просто-напросто…

Она опустила глаза.

– …влюбилась, – медленно проговорила она, улыбнувшись.

Улыбка показалась Ингвару Стюбё ироничной, но, когда она взглянула на него, он понял, что ей грустно.

– Потом мы стали встречаться, и всё пошло наперекосяк. Какая-то жуткая ревность. Подозрительность. Он никогда не бил меня, но я его до смерти боялась.

Она подтянула под себя ногу и съёжилась, словно ей было холодно, хотя в квартире было почти тридцать градусов.

– Скоро я поняла, что он не в себе. Он мог проснуться посреди ночи, когда я просто вставала в туалет. Он заходил в ванну и смотрел, что я там делаю. Точно он думал, что я собиралась… сбежать. Поначалу мы не жили вместе. У меня была квартирка, слишком маленькая для двоих. Он снимал вместе с кем-то квартиру, но я думаю, те люди, которые жили вместе с ним, недолюбливали его. Так что однажды он переехал ко мне. Даже не спросив моего мнения. Он ничего с собой не принёс, да там и места не было. И сразу принялся за дело. Вымыл и вычистил всё. Навёл порядок. Он помешан на чистоте и порядке. То есть был помешан. Мы больше не общаемся. Он был патологический эгоист. Это моё, моё, моё. Всё время одно и то же. Сейчас мне до него нет никакого дела. Но он был симпатичный. А я чертовски молодой.

Она улыбнулась, словно извиняясь за свои слова.

– Вы знаете… – начал Ингвар, а потом поправился: – Вы знали что-нибудь о его семье?

– Семье… – повторила Лена Бордсен безразлично. – У него точно была мать. Я видела её раза два. Милая. Необычайно сговорчивая. Карстен вертел ею как хотел. Хотя, по-моему, любил её. Единственный человек, которого он, так мне показалось, боялся. – это его бабушка. Её я никогда не видела, но он про неё такое рассказывал…

Внезапно она изменилась в лице:

– Вы знаете, я точно не могу ничего вспомнить. Никаких примеров. Странно. Я хорошо помню, что он ненавидел её. Ужасно ненавидел.

– А отец?

– Отец? Нет… Про отца он никогда ничего не говорил. Он не особенно любил разговаривать об этом. О детстве и тому подобном. У меня сложилось впечатление, что он жил с матерью и бабушкой. Мне запомнилось, бабушка была по материнской линии. Но я точно в этом не уверена. Столько времени прошло. Карстен был сумасшедшим. Для меня лучше всего было совсем забыть о нём.

Она растянула губы, словно хотела убедить гостя, что улыбается. Ингвар взглянул на большую фотографию Сары в серебряной рамке, которая стояла в центре журнального столика. Рядом с фотографией стояли красная свечка и роза в тонкой вазе.

– Я не могу спать, – прошептала Лена. – Боюсь гасить свет. Я хочу, чтобы он горел всё время. Всегда. Мне кажется, что, пока он не потухнет, всего случившегося просто… не было.

Ингвар почти незаметно покачал головой.

– Я знаю, – сказал он спокойно. – Я знаю, что вы чувствуете.

– Нет! – вскрикнула она. – Ничего вы не знаете!

В изменившемся лице, во внезапном приступе гнева он увидел, что на самом деле происходит с ней. Она до сих пор не осознала и не приняла смерть дочери. Это не укладывалась в её голове, и так будет ещё очень долго. Лена Бордсен существовала теперь вне действительности, поскольку перенести её у неё не было сил.

Но ей будет ещё хуже. Потом, когда пройдёт время и придёт настоящая боль. Та, которая никогда не проходит и которой ни с кем не поделиться. Она не будет мешать ей смеяться и жить дальше, а может, и рожать детей. Но она никогда не оставит её.

– Нет, – сказал Ингвар. – Я понимаю, что вы чувствуете.

Было слишком жарко. Он поднялся и открыл дверь на балкон.

– Это он сделал?

Ингвар обернулся к ней. Её голос почти срывался, казалось, она едва справляется с собой. Ему лучше было уйти. К тому же он уже узнал всё, что его интересовало.

– Вы помните точно, когда вы видели его в последний раз? – спросил он.

– Сейчас подумаю, – ответила Лена. – Я уехала в Данию. Съехала с квартиры, когда он был на работе, перевезла все вещи к матери и исчезла. Он устроил матери настоящий ад. Несколько недель доставал её. А потом сдался, исчез. Это он… убил Сару?

Ингвар сжал кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони.