отцовский гнев: сначала отец запер ее в доме, а затем вместе с матерью и братом перевез в Ливорно. Она пыталась протестовать, кричала, что действительно любит Иньяцио Флорио, но все бесполезно: как поток нечистот, злоба и сплетни, хлынувшие из Палермо, захлестнули и Ливорно, соединившись с хлесткими замечаниями про неоплаченные долги семьи.

Франка смотрит на двери церкви. Волнение – ледяной колпак. Сможет ли она соответствовать новой семье? Флорио владеют самым большим флотом в Италии, ее свекровь знакома с коронованными особами половины Европы, ее золовка – княгиня. Она выходит замуж не за какого-нибудь провинциального барона или заурядного маркиза.

Она станет Флорио.

Внезапно Франка понимает, что теперь все в ее жизни должно измениться, и от этой мысли кружится голова и подкашиваются ноги. Кажется, что лиф такой тугой, что перехватывает дыхание.

А Иньяцио? Будет ли он действительно любить ее вечно, как он обещает, или устанет от нее?

Ей страшно.

Почему именно сейчас?

Отец смотрит на нее, насупившись: жесткая линия губ в густой бороде. Кажется, он читает на ее лице страх и неуверенность, поэтому она закрывает глаза. С самого начала отец был против этого брака. Он пытался отговорить дочь, приводил разумные доводы, кричал, наконец, жестко объявил: Иньяцио ненадежен, он слаб, слишком избалован, чтобы брать ответственность за семью… Он привык получать от жизни лишь удовольствия и не способен быть верным.

Все обвинения разбивались, с одной стороны, о слезы Франки, с другой – о решимость молодого человека, который проявил неожиданное упорство и приехал за ними в Тоскану. Пришлось капитулировать. Однако отец так и не смирился с поражением, но, с другой стороны, боялся, что в один прекрасный день Франка признает его правоту.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает он дочь.

Франка хочет ответить, но слова не идут. Она откашливается и тихо говорит:

– Да.

Он сжимает ее руку.

– Будь осторожна, девочка моя. Он – бабник, хоть и говорит, что любит тебя. Не дай вскружить себе голову.

Франка поднимает голову и смотрит на отца. Ее страхи исчезают бесследно.

– Ему не нужны другие женщины. У него есть я, – говорит она твердо, даже сердито. – Он обещал мне, он будет только моим.

Пьетро распахивает дверь кареты, не дожидаясь, пока подойдет кучер.

– Я знаю, он говорит, что любит тебя, Франка, я в этом не сомневаюсь, – отвечает отец, подавая дочери руку. – Но всякий мужчина – охотник… – добавляет он тише, и ветер уносит эту фразу прочь.

Франческа и Эмма тоже помогают Франке выйти из кареты. Костанца пытается удержать фату, которую треплет ветер. Вот они уже на крыльце церкви.

Кузины смеются, целуют Франку, разглаживают складки ее юбки. Рядом с ними Костанца, едва сдерживая слезы, закрывает лицо руками и восклицает:

– Какая же ты красивая, девочка моя!

Костанца обнимает дочь, смеясь и плача одновременно, а Эмма и Франческа принимаются ее утешать, говоря, что слезы на свадьбе – плохая примета.

Мать целует Франку в лоб и шепчет:

– Ты выходишь замуж за человека, который готов ради тебя горы свернуть, знаешь?

Но вместо ответа племянницы почти силой тянут Костанцу внутрь церкви, оставляя Франку наедине с отцом.

Пьетро подходит к дочери, она берет его под руку. Молча. Между ними пробегают воспоминания о всех словах, которые были и не были сказаны. Но теперь они лишь эхо далекого прошлого, их место занимают любовь и надежда.

Двери церкви широко распахиваются. Ноты свадебного марша окутывают Франку, идущую по усыпанному цветами проходу. Первые шаги даются ей с таким трудом, что Пьетро бросает на нее обеспокоенный взгляд. Но, увидев перед алтарем Иньяцио, Франка преображается: она выпрямляет спину и уверенно, с высоко поднятой головой идет вперед.

Она замечает грустное лицо Джованны, одетой во все черное; маленького Винченцо, который не сводит с нее удивленных глаз; ободряющую улыбку Джулии. Ее мать и кузины с влажными от слез глазами теребят в руках носовые платки. Больше никого и нет.

Это не совсем та свадьба, о которой мечтала когда-то юная Франка: хмурое небо, ледяной ветер, незнакомая церковь, из гостей – лишь самые близкие люди. Но большего ей и не надо, ей никто не нужен, кроме Иньяцио.

Все, что ей нужно, теперь перед ней.

Пьетро вкладывает руку Франки в руку Иньяцио, и тот подносит ее к губам.

– Ты прекрасна, – шепчет он, у него перехватывает дыхание.

Ей хочется смеяться и кричать от радости. Я самая счастливая, самая любимая, говорит она себе и благодарит за это Бога.

И она произносит только одно слово, всего одно, которое стирает все: ожидание, боль, сплетни и злословие, сомнения, расстояния, ссоры. Франка смотрит на человека, который вот-вот станет ее мужем, и восклицает:

– Наконец-то!

* * *

На свадебном обеде умиротворяющая атмосфера. Франка и Иньяцио держатся за руки, смеются. Они растворились друг в друге и прямо-таки светятся от счастья – кажется, что даже воздух вокруг них наполнен светом. Джулия смотрит на молодоженов, потом опускает глаза – в ее тарелке полно еды, к которой она и не притронулась. Она, Джулия ди Трабиа, не могла выбирать: ее брак был заключен по расчету. Она обводит взглядом гостей и думает о том, что любой из них может ей позавидовать, но на самом деле ее жизнь благополучная только с виду: у нее тяжелобольной сын, который может умереть, свекровь, которая ее ненавидит, и муж, который относится к ней с уважением, не более. В ее сердце никогда не горел огонь, отблески которого сейчас играют на лице Франки.

Пьетро ди Трабиа украдкой наблюдает за женой. Да, Джулия красива и умна, но с годами она все больше становится похожа на мать, баронессу Джованну д’Ондес. У нее такие же тонкие, строгие губы, складка меж вечно нахмуренных бровей, даже характер… Он переводит взгляд на тещу, которая разглаживает несуществующую складку скатерти и смотрит куда-то в пустоту. По спине у Пьетро пробегает дрожь: неужели его жена будет такой же?

– Эй, дружище, что пригорюнился?

Ромуальдо Тригона не ждет, пока официант подаст ему стул. Берет его сам, садится рядом с Пьетро, забросив ногу на ногу со свойственной ему непринужденностью. Обхватив руками колено, кивает подбородком на молодоженов:

– Иньяцидду еще не знает, что его ждет, – говорит он, саркастически усмехаясь.

– Он влюблен, – пожимает плечами Пьетро.

– Вижу. Все его мысли только об этом, а напрасно… Тучи-то сгущаются… – Ромуальдо просит официанта принести ему бокал шампанского.

– Что ты имеешь в виду? – хмурится Пьетро.

Ромуальдо наклоняется к нему, говорит негромко:

– Знаешь, после ареста Бернардо Танлонго, управляющего римским банком, и Чезаре Лаццарони, главного кассира… Я имею в виду, после