Раймунда сопровождали тулузские лорды и епископы. Некоторые из его людей привезли с собой жен, и Джоанна узнала сестру Раймунда Аделаизу и его племянника Раймона-Роже. Они изменились за те три года, что Джоанна с ними не виделась – Аделаиза овдовела, а ее сын превратился из мальчика в спокойного подростка одиннадцати лет. Ричард склонился к сестре, расспрашивая о гостях, но Джоанна его не слушала. К помосту шагал сам Раймунд, и выглядел он точно так же, как в день их первой встречи, во дворце Альфонсо в Марселе.

– Милорд король, – почтительно произнес он и преклонил колено, ведь Ричард, а не Филипп был теперь его сюзереном и хозяином Тулузы. Раймунд с присущей южанам галантностью приветствовал мать Ричарда, а потом королеву. Джоанна спокойно ждала, но едва их глаза встретились, все ее сомнения исчезли. Он взял ее за руку, и она снова почувствовала волну, захлестнувшую их тела, лихорадочный жар плоти, как в ту лунную ночь в саду Бордо.

Раймунд коснулся губами ее ладони – жест возлюбленного, который теперь имеет на это право, они улыбнулись друг другу, и Джоанне вспомнились слова, произнесенные им в тот вечер: «В тебя ударяет молния, а ты остаешься жить, чтобы поведать об этом». Слова, сказанные с целью обольстить, но одновременно отражавшие реальность. Ей казалось, что это лучшее определение того сладкого безумия, которое охватывает мужчин и женщин. Оно порицается церковью, но скоро будет одобрено внутри священных уз брака.

Октябрьский день свадьбы Джоанны начался по-августовски синим небом и необычайно теплым солнцем, напомнившим Беренгарии ее свадьбу на Кипре. Ночью шел сильный дождь, и Беренгария обрадовалась окончанию непогоды, надеясь, что это служит добрым предзнаменованием будущего счастья золовки. Ее привел в ужас отказ епископа Руана от участия в церемонии и огорчило то, что по всей видимости только ее одну беспокоило его отсутствие. Но епископ Эвре, один из викариев архиепископа Готье, с удовольствием его заменил, и когда Джоанна и Раймунд стояли на коленях на крыльце собора Нотр-Дам, Беренгария изо всех сил старалась отогнать дурные мысли.

Ей подумалось, что Джоанна очень красива в изумрудном свадебном платье, ее золотисто-медные волосы, украшенные тонкой сеткой с мелкими жемчужинами, струились по спине так, как носили только королевы и непорочные невесты. На Раймунде была темно-красная туника, подчеркивавшая его смуглость, и когда он склонил голову, его волосы заблестели на солнце как полированное черное дерево. Сотни людей собрались посмотреть, как молодые обмениваются обетами перед тем, как войти в собор на венчальную мессу, но жених и невеста не замечали никого, не сводя друг с друга глаз все время, пока их сочетали узами брака.

Муж, стоявший рядом с Беренгарией, тихонько усмехнулся:

– Похоже, меня надули, голубка. Дорогая сестренка меня облапошила.

Беренгария бросила на него пронзительный взгляд, но Ричард уже вернулся к созерцанию брачующейся пары. Его шутливое замечание показалось ей ударом хлыста, напомнив о непринужденной близости, связывавшей их в Святой земле, обо всем, что она потеряла. Как и Ричард, королева вновь обратила свое внимание к церемонии. В глазах все расплывалось, но она не пыталась скрыть слезы, ведь разве женщинам не дозволяется всплакнуть на свадьбе?

Джоанна всегда любила свадьбы и другие светские празднества – они давали возможность послушать музыку, насладиться богатым столом, пофлиртовать, потанцевать и понежиться в лучах внимания, которое она неизбежно привлекала. Но сейчас молодая мечтала лишь об одном: чтобы церемония поскорее закончилась и она осталась наедине с новым мужем. Раймунд не делал ожидание проще, нашептывая на ухо, что она прекрасна в свадебном платье, но без него, он уверен, она будет еще прекраснее. Он говорил, что ее волосы сверкают так, будто всю ее охватил пламень, и что он сам горит тоже, однако его огонь пылает ниже пояса, а потом притворился удивленным, когда она рассмеялась. Изо всех сил стараясь не выдать своих чувств под непрерывным надзором множества глаз, Джоанна уже начала сомневаться, что празднество когда-нибудь закончится.

В конце концов, оно, конечно же, завершилось, и шумные гости препроводили жениха и невесту в опочивальню, где те опустились на колени для традиционного благословения. Гарен де Сьере, епископ Эвре, будучи не только прелатом, но и царедворцем, реалистично оценил своих слушателей и ограничился очень краткой молитвой за плодовитый брак и милость Господню к новобрачным. Не стал он и всерьез пытаться убедить их воздержаться от немедленного исполнения супружеских обязанностей и провести первую ночь в размышлениях о священных брачных узах – его опыт подсказывал, что вряд ли кто-то когда-либо следовал этому церковному наставлению.

Когда гостей мужского пола выдворили из опочивальни, женщины помогли Джоанне снять свадебный наряд. Оставшись в одной рубашке, она сидела на стуле, а ее длинные волосы расчесывали, пока они не заблестели в свете свечей, как полированная бронза. Ей вручили склянку с благовониями, затем еще одну, чтобы она освежила цвет губ. Когда она сняла рубашку, прежде чем лечь в постель, ее обсыпали душистой пудрой. Затем посторонние женщины тактично удалились, чтобы невеста могла побыть наедине с матерью.

Алиенора впервые присутствовала на свадебной церемонии дочери. Джоанну и ее старших сестер, Леонору и Тильду, в раннем возрасте отослали к иностранным принцам, а когда с королем Франции брак был расторгнут, Людовик вычеркнул Алиенору из жизни двух их общих дочерей. Присев на кровать, Алиенора поправила рассыпавшиеся по подушке волосы Джоанны. Она по опыту знала, как возбуждали мужчин длинные волосы: женщины распускали их лишь в уединении спальни.

– Ты такая красивая невеста, – с любовью сказала она, – и мне радостно видеть, что такая нетерпеливая. Сдается мне, твой брат не в таком большом долгу перед тобой, как думал поначалу.

Джоанна улыбнулась:

– Когда ты догадалась, матушка?

– В тот момент, когда Раймунд вошел в зал и я увидела, что вы смотрите друг на друга так, будто весь мир перестал существовать. Я счастлива за тебя, дорогая, – Алиенора потянулась, чтобы поцеловать Джоанну. – Вы были любовниками?

Джоанна залилась краской:

– Конечно же, нет, матушка!

– Нет? – В голосе Алиеноры прозвучало удивление. – Что ж, тем слаще будет нынешняя ночь.

Она улыбнулась, вспомнив собственную брачную ночь с отцом Джоанны. Удивительно, как они с Гарри не подожгли постель – столько в них было пыла.