Если бы я сказала Симоне, куда я собираюсь отправиться, она бы меня не отпустила…

— Ты думаешь, я тебя отпущу неизвестно куда?

— Да, вы ведь меня давно знаете и любите. Там, куда Я направляюсь, я надеюсь обрести столь желанный покой, и снова, может быть, стану сама собой. Я вас умоляю, не спрашивайте меня больше ни о чем!

Как объяснить ему странный план, возникший в ее больном воображении. Она отправится на поиски самозваной Жанны и Арно, устремившегося за авантюристкой. Речь не шла о том, чтобы вернуть супруга: это было уже невозможно после приключившегося с ней несчастья. Все, что она желала, — это увидеть своего мужа в последний раз, разоблачить авантюристку, а затем рассказать об ужасе, пережитом на мельнице, о своем унижении. Тогда, без сомнения, Арно убьет ее. Она погибнет от его сильной смуглой руки, которую так любила и ласкала, которой еще недавно восхищалась. На сей раз она поможет ей обрести долгожданный покой. Смерть от руки любимого мужчины будет тихой и светлой.

Именно об этом она думала, проезжая под черными сводами ворот Святого Николя.

— Куда мы держим путь? — спросил Беранже, который, глядя на бесконечную холодную равнину, простирающуюся вокруг, пожалел о теплом, гостеприимном доме Морелей-Совгрен.

— Прямо! — лаконично ответила Катрин.

Паж, не удовлетворенный полученным ответом, приготовился задать следующий, но Готье ударом локтя в бок заставил его замолчать. Дальше они продолжали путь в полной тишине.

С тех пор как хозяйка приказала собираться в дорогу, Готье, ничего не говоря, внимательно следил за ней. Он ни с кем не делился своими мыслями.

Внешне его госпожа ничем не отличалась от прежней Катрин, но каждый раз, как он к ней обращался, у него возникало странное впечатление, что перед ним другая женщина. Перед ним была прекрасная оболочка госпожи де Монсальви, но чувства, сокрытые под этой оболочкой, казалось, совершенно изменились.

Во время всего путешествия в Лотарингию он видел лишь спину или профиль Катрин. Беранже и Готье не скакали, как раньше, по обе стороны от хозяйки, а впереди или Мади от нее в зависимости от того, как позволяла дорога.

Она ехала теперь впереди, не оглядываясь, иногда приподнималась в седле, словно высматривала одной ей известную цель.

По мере их продвижения возрастало беспокойство Готье и печаль Беранже, который напрасно силился понять, почему прекрасная госпожа не любила больше ни его самого, ни его песни… Часто, когда поутру они трогались в путь, у юноши были красные от слез глаза. Но Катрин больше никем и ничем не интересовалась…

Через долину Мез добрались до Нового замка, где Катрин решила опросить редких прохожих. Слышали ли они что-нибудь о женщине, выдающей себя за Орлеанскую Деву? Знают ли они, где сейчас находится эта женщина?

Но она ничего не узнала. Люди качали головами, смотрели на нее со страхом, словно на безумную, некоторые крестились, быстро проходили мимо, другие пожимали плечами… Очевидно, в Лотарингии, окруженной бургундскими землями, люди боялись неприятностей, и одно упоминание о Жанне заставляло их втягивать голову в плечи.

Еще хуже обстояло дело в маленькой деревушке Домре-ми, где Жанна родилась и откуда отправилась в свой трагический путь. Деревушка казалась мертвой, похороненной под толстым снежным покрывалом. Жители не открывали дверей, опасаясь разбойников и грабителей, которые частенько добирались сюда по Мезской долине. Лишь кюре согласился впустить на ночлег путников и показать им дом семьи д'Арк, находящийся рядом с церковью.

— Но там никого нет. Отец умер. Мать и два брата живут теперь в Орлеане, на острове. Говорят, что местные жители отдали им его и платят за их содержание.

— Вы случайно не слышали о том, что Жанна якобы чудом спаслась и вернулась сюда?

Кюре, как и встречавшиеся по пути жители Нового замка, перекрестился, опустив глаза.

— Говорят столько глупостей! Мне ничего об этом неизвестно. Я ничего не видел, ничего не слышал. Никто здесь ничего не знает!

Он тоже боялся. Но чего? Кого? Верховных церковнослужителей, которые осудили Деву, признав ее колдуньей, еретичкой? Бургундских солдат, которые могли напасть на страну, если герцог узнает о воскрешении — пусть даже невероятном, — ! той, которую он так боялся? Или самой самозванки, которая побуждает доверчивых капитанов третировать своих близких…

Катрин не стала настаивать и продолжила путь. В Вокулере люди оказались не такими запуганными, а трактирщик, у которого они остановились на ночлег, чуть было не выставил их за дверь.

— Жанну мы любили, — сурово заметил он, — и не позволим вам осквернять память о ней. Если вы ищете какую-то авантюристку, так надо было ехать не к нам: здесь бы ее уже давно повесили!

— Вы думаете, я желаю той добра?

— Добра или зла, мне на это наплевать! Я знаю лишь одно: наша Жанна умерла, иначе мы бы не были так несчастны!

Путникам неохотно подали скудный ужин, ибо серебряная монета независимо от ее происхождения была редкой удачей в это страшное время.

Готье, который от самого Дижона не пытался прервать грустный поток мыслей хозяйки, обращаясь к ней лишь по необходимости, решился нарушить молчание.

— Госпожа Катрин, скажите, пожалуйста, почему вы именно здесь решили искать самозваную Жанну?

— Она должна быть где-то здесь, это, естественно, родные края…

— Ничего подобного, ведь трактирщик сказал, что ее бы здесь повесили!

— Он сам не знает, что говорит. Я помню о том, что мне говорил супруг.

— Тогда, может быть, вы мне их повторите?

— Конечно. Он сказал: «Я встретил ее, когда отправился за Робертом к Новому замку. Она приехала в Сен-Преве».

— И вы решили, что Сен-Преве и Новый замок находятся рядом?

— Вот именно!

— К сожалению, это не так! Сен-Преве расположен близ Меца, и ваша ошибка происходит от того, что капитан Де Монсальви, преследуя какие-то свои цели, не дал вам никаких пояснений.

Несколько раздосадованная, Катрин недоверчиво посмотрела на конюшего.

— Откуда вам это известно? Я не знала, что вы из Лотарингии.

— Не я, а моя мать, — спокойно ответил Готье. — У меня даже был дядя-каноник, проживающий в Сен-Преве. К несчастью, его уже нет с нами. Я думаю, что, если вы хотите разыскать эту женщину, единственный выход — это отправиться в Мец. Я готов спорить, что там мы о ней узнаем больше, тем более что в Домремн ее никогда не видели.

Неоспоримая логика юноши вызвала у его хозяйки вспышку гнева.

— Вам бы следовало рассказать мне об этом раньше! Почему вы молчали все это время?

— Но вы ни о чем меня не спрашивали! С тех пор как мы покинули Дижон, у Беранже и у меня