Генерал юстиции, последний Главный прокурор Литовской ССР Антанас Пятраускас сумел вывезти 37 томов уголовного дела о событиях 13 января в Москву, но не смог противостоять тому, чтобы их предательски вернули обратно. Фото из архива Г. Сапожниковой.

— Когда вы вернулись в Литву? И зачем?

— Пока я служил в авиационной дивизии на знаменитом Сары-Шаганском полигоне, я окончил юридический факультет и перешел в военную прокуратуру. Стал старшим следователем по особо важным делам следственного отдела, служил заместителем военного прокурора 50-й ракетной армии и прокурором 11-й общевойсковой армии в Калининграде. В те годы, когда в Прибалтике началась заваруха, я был военным прокурором Рижского гарнизона. И с этой должности 28 марта 1990 года был вызван в Москву и назначен на должность прокурора Литовской ССР.

— В каждый свой отпуск вы приезжали на родину. У вас, как у литовца, не вызывали ответных чувств все эти свечки, ленточки и песни про мечту о свободе?

— Все это красиво, конечно, но… Литва наряду с Латвией и Эстонией была процветающей республикой. Развивалась промышленность, асфальтировались дороги. Тогда в стране был дефицит «Жигулей», но, несмотря на это, почти в каждом литовском дворе стояло по автомобилю. Литовцы — это народ, который смотрит в будущее, поэтому отношение к советской власти было абсолютно нормальным. Я часто приезжал домой в военной форме — меня никто и никогда не упрекал тем, что я служу в «оккупационной» армии. Об «оккупации» вообще никто не говорил, не было такого понятия.

— Но каким тогда образом общественное сознание удалось так быстро перевернуть?

— Это все отголоски сталинской политики. Когда Литва в 1940 году вошла в состав Советского Союза, то значительная часть офицерства, духовенства и интеллигенции была депортирована в Сибирь. В 1944 году республику освободили, фронт пошел дальше, и началась вторая волна депортации. Очень большую роль сыграла пропаганда, которая шла из США. «Голос Америки» периодически напоминал, что Литва «оккупирована» — в США даже имелось правительство в изгнании. Знаменитый фильм «Никто не хотел умирать» с Донатасом Банионисом очень наглядно показывает тогдашнюю расстановку сил, особенно в сельской местности, когда днем царила одна власть, а ночью другая. Подходит, допустим, у человека призывной возраст — 18 лет. Тем же вечером к нему приходят и говорят — если пойдешь в Советскую армию, значит, ты настроен прокоммунистически. Бывало, что семьи призывников расстреливали. Куда было деваться? И бежал этот парень в лес. Тогда приходили с другой стороны и отправляли его семью в Сибирь. С одной стороны белые били, с другой — красные. К 70-м годам двадцатого века обида на советскую власть вроде бы поутихла, но в конце 80-х эту тему снова начали будоражить, возбуждая в людях чувства, что депортировали их незаслуженно и незаконно. Экономика была плановой, но если в России за обыкновенной вареной колбасой из Тулы ездили в Москву, то в Литве в магазинах лежали десятки сортов колбасы, сыры, молочные продукты, — и на этом тоже стали спекулировать. «Литву-де превратили в свинарник, все продукты уходят в Москву…». Но никто при этом не считал, сколько в республику приходило топлива и комбикормов.

Раскол прокуратуры

— Когда вас вызвали в Москву и зачитали приказ о переводе в Вильнюс, у вас была возможность отказаться?

— Речь шла о том, что Литва вышла из подчинения. Если министр внутренних дел назначался на месте, то прокурор республики — исключительно Генеральным прокурором Союза. Он на месте никому не подчинялся, и это правильно, потому что иначе не смог бы осуществлять надзор. Бывший первый заместитель прокурора Литовской ССР Артурас Паулаус-кас дал согласие, чтобы его назначили прокурором Литовской Республики, объявившей о независимости, хотя сам был сыном сотрудника КГБ и инструктором административного отдела ЦК Компартии Литвы. В Москве, видимо, полагали, что если сменить прокурора и его заместителей, то все вернется на круги своя. Но, к сожалению, к тому времени Москве перестали подчиняться и все остальные структуры, в том числе министерство внутренних дел и Верховный суд. Парадокс состоял в том, что все они, заявив о независимости, финансировались из Москвы.

— Вы, соглашаясь на эту роль, понимали, что вступаете в открытую конфронтацию?

— Ту волну национализма, которая поднялась в Литве, я не воспринимал, я был воспитан по-другому. Мои родители были интернационалисты, а лучшими друзьями стали ребята-поляки, поскольку граница с Польшей проходила всего в 7 километрах от дома. Я видел, как в Литве идет развитие промышленности и сравнивал с тем, что наблюдал, когда ездил к своим родственникам в деревню, которые в XX веке ходили в деревянных башмаках-клумпах. Крыши домов в основном были крыты соломой, а полы были глиняными. И буквально за годы советской власти все изменилось! Поэтому когда мне сказали о моем переводе в Вильнюс, я дал согласие не задумываясь, предполагая, что будет принята совокупность мер по изменению общей ситуации в стране.

— Как вас встретила Литва?

— У всех был вопрос — откуда же взялся этот Пятраускас? Кто такой? Когда меня официально представляли, в Вильнюс на совещание были приглашены все прокуроры районов. Утром 30 марта 1990 года я и первый заместитель Генерального прокурора СССР Алексей Дмитриевич Васильев зашли к прокурору Литвы Артурасу Паулаус-касу. Васильев зачитал приказ об освобождении его от должности первого заместителя прокурора Литовской ССР, лишении классного чина старшего советника юстиции и показал приказ о том, что исполняющим обязанности прокурора Литовской ССР назначен я. Это же Васильев объявил и членам коллегии. Паулаус-кас на это сказал: «Ну и что — мы теперь — независимые!»

В прокуратуре произошел раскол. Я понимал, что делить власть бессмысленно, потому что это пойдет только на руку криминалу. Люди, которые остались на стороне Паулаус-каса, подходили ко мне, когда никто не видел, и говорили: мы вас поддерживаем, но у нас семьи и дети. Они уже тогда боялись гонений. И гонения действительно начались: я с первых дней стал получать различные подметные письма и звонки угрожающего характера. Звонили по телефону моей матери, спрашивали: как же вы вырастили такого предателя? Мать хваталась за сердце…

Мне и моему заместителю Николаю Кремповскому предлагали самые высокие должности за то, чтобы мы помогли ликвидировать прокуратуру Литовской ССР. С прокурором Литвы Артурасом Паулаус-касом мы общались: он производил нормальное впечатление, и я не испытывал к нему никакой враждебности. Когда мы выходили — я из подъезда нашей прокуратуры, а он из соседнего — всегда здоровались. Через год после моего назначения студенты устроили около прокуратуры митинг на тему: «Паулаус-кас — наш, а Пятраускас — русский». На нем выступил Паулаус-кас и сказал: «День возмездия Пятраускасу еще настанет. Россия тоже пробуждается, и там он места не найдет. Судить будем здесь, в Литве». Я звоню ему по внутренней связи и говорю: «Вы что, в отношении меня дело возбудили?» Тот начал смущенно оправдываться: «Нет, нет, что вы…» Это был март. А в августе вдруг выяснилось, что дело в отношении меня было возбуждено еще бог весть когда…