бессмертие творит. Ты сейчас на царственной вершине. Это только избранным дано. То добро, что люди совершили, — Музыкой твоей освящено. Вот уже дожди заморосили. Но земле к лицу янтарный цвет. Без тебя нет песен у России. А без песен и России нет. 1997

Посвящение Иосифу Кобзону

С какими словами Рифмуется имя Иосиф? Я с ходу готов вам Назвать наступившую осень. Она так красива — И в солнечных днях, И в ненастье. И золото жизни В ее снисходительной власти. Ах, буйная осень! Пора урожаев и чуда. Не сразу в свои холода Мы уходим отсюда. С какими словами Рифмуется имя Иосиф? Да с теми, что славу его На вершины выносят. Где дышится вольно И вольно от сердца поется. И где за искусство Сторицей ему воздается. Спасибо тебе, Благодатная светлая осень, За то, что с тобою Явился прекрасный Иосиф. С какими словами рифмуется Гордое имя — Кобзон? Я имени этому Сразу поставил бы трон. На троне искусства — Король знаменитой эстрады. И рифмы другой, как мне кажется, Просто не надо. И мир зачарован, Влюблен, опьянен. На трон через сцену Восходит Кобзон. А царство его — это все мы — Вассалы искусства. Нам весело с ним, И отрадно, И чуточку грустно… Сентябрь 2007

Николай Добронравов

поэт-песенник, киноактер, член Союза писателей

Шестидесятые годы. Это было замечательное время. Сейчас все разложили по полочкам — «период оттепели», «период застоя»… А тогда мы просто жили. Это было время целины, время строек, полетов в космос. Сейчас это кажется невероятным, что люди с университетским дипломом, в клетчатой ковбоечке, с томиком Ремарка отправлялись в Сибирь на стройку. И нам посчастливилось попасть в гущу этих событий. Мы познакомились с настоящими романтиками. Монтажники-высотники оказались поэтами, одаренными людьми. Жили они трудно, ели «гидрокурицу» (камбалу, значит), но были счастливы. И мы были счастливы. Мы писали песни для этих людей и про этих людей. А Иосиф их пел. Пел с пронзительной убедительностью, пел, словно заглядывая в будущее. «С нас почти исторический пишут портрет» (это строка из песни «Прощание с Братском») звучала в его исполнении горькой усмешкой. Как мог предвидеть молодой тогда певец, что через 20 лет люди, которые выстроили эту страну, которые сделали так много для других людей, а не для себя, что эти люди, оказывается, зря трудились, зря боролись, жили зря!

Мне всегда казалось, что он не имеет никакого морального права уходить со сцены, пока жив хотя бы один ветеран Великой Отечественной войны. Потому что придет снова 9 Мая, и эти люди, оставшиеся в живых, будут ждать, что, как всегда, к ним придет Кобзон и будет петь и фронтовые песни, и «День Победы», и «Поклонимся великим тем годам». И, увидев в зале их седины, их глаза, их слезы, он поймет,