Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кхент закатил глаза, подхватил две упакованных чемодана и затолкал их в экипаж.
– Я гораздо чистоплотнее, чем эта зверюга. И веду себя не в пример лучше.
– Но вы действительно этого хотите? – снова спросила я, по очереди оглядев каждого из них. – Это будет долгая дорога на север, и я понятия не имею, чего ждать по прибытии в Первый город. Я никогда не думала, что все пойдет именно так.
– Значит, нас будет пятеро, – с улыбкой подытожила Мэри.
– Шестеро, – настойчиво возразила Поппи, ухватив Бартоломео за ухо.
Теперь, похоже, все встало на свои места. Нам предстояло всем вместе поехать на север, в Первый город. В двух экипажах вполне хватало места для всех, а Чиджиоке хорошо знал окрестные дороги. Теперь, когда Надмирцев не стало, я не опасалась засад по пути. Поппи уже волокла к экипажу слишком большой для нее мешок, а рядом с девочкой семенил Бартоломео, ухватив зубами свободный конец. Все были заняты последними приготовлениями, когда я вдруг обнаружила, что незаметно для себя направляюсь к дому.
Когда я увидела этот дом в первый раз, он выглядел гораздо более зловещим. Теперь же он был пуст, представляя собой заброшенный, потухший очаг, приют одного человека. Человека, который тенью наблюдал за нами из окна верхнего этажа. Глядя в его печальные глаза, я с удивлением увидела в них растерянность и обиду. Помощники служили ему верой и правдой до последнего, но даже преданность имеет предел. Возможно, подумала я, однажды он поймет, почему, добившись всего, чего так страстно желал, он оказался всеми покинутым и презираемым.
– Думаешь, он что-нибудь предпримет? – спросил Кхент, и я вздрогнула от неожиданности.
Он положил руку мне на спину, как делал это прежде, когда хотел поделиться со мной мужеством.
– Нет, – честно ответила я, глядя, как Дьявол отворачивается от окна и скрывается в глубине пустых комнат, – не думаю.
Мы вернулись к экипажам и увидели, что остальные препираются, решая, кто где поедет. Бартоломео уже занял местечко в экипаже полегче и, вероятно, ждал, когда же ветер странствий ударит ему в морду. Таким образом, выбор Поппи был сделан за нее, и Чиджиоке помог девочке взобраться следом и устроиться рядом с собакой.
– Как думаешь, куда он отправится, когда дома не станет? – спросила я Чиджиоке. Он сразу понял, кого я имею в виду.
– Туда, куда отправляются все дьяволы, – ответил он, пожимая плечами. – Туда, где он нужнее всего и где его меньше всего ожидают. Давай, – протянул он руки, – я помогу тебе.
Он имел в виду дорожный мешок на моих плечах. Я осторожно сняла его, поморщившись, когда неудачно задела больную руку, и вытащила книгу, весившую как обычный фолиант. Правда, она была больше форматом и выглядела просто фантастически: по обложке вилась ярко-зеленая с пурпурными гроздьями лоза, а посередине были изображены олень и паук.
Я провела дрогнувшей рукой по обложке, зная, что это кожа одного из несчастных искателей приключений. Со страниц до меня донесся глубокий спокойный мужской голос. Отец. Голос был не таким, каким я его помнила. Это был голос человека несломленного, который вновь имел душевную цельность.
Свободен от мучительной ярости… Наконец.
Остальные замерли, наблюдая за мной. Я посмотрела на них, собравшихся вместе. На Мэри со взъерошенными каштановыми волосами и изящными веснушками. На Чиджиоке, который протягивал ко мне руки, готовый принять мою ношу. Темную кожу его предплечий оттеняли бинты на ранах, полученных в последнем сражении. На Поппи с ее любимым псом – оба свесили головы из экипажа. Маленькая девочка с родимым пятном на лице выжидательно уставилась на меня, накручивая локон на палец. Кхент облокотился на дверцу экипажа, его фиолетовые глаза внимательно смотрели на меня. Он ждал моего решения с доброй улыбкой, а я все медлила.
– Мужество, – прошептал он, и я кивнула.
– Мы – любопытные создания тьмы, но в этой книге есть добро, а добро – это могучая сила. Добро всегда было могущественным, просто со временем это как-то забылось. – Я не знала, произношу ли слова Матери или свои собственные, но они приходили свободно и легко, с уверенностью, которой я не чувствовала раньше. – Эта книга, наша книга, поможет миру вспомнить об этом. А добро… Добро не всегда означает мир. Оно не означает слабость. И то добро, которое содержится в этой книге и в нас самих, проведет нас через все испытания на север – и дальше, к новой жизни.
Я глубоко вздохнула и позволила Чиджиоке взять мешок с книгой. Я передала свою ношу ему в руки, и глаза мои наполнились слезами.
– Они пытались нас уничтожить. Это была их эра – эра ангелов, теней и демонов. Теперь пришел наш черед. Наступает наша эра, эра нашей ярости.
– Правильно! Правильно! – воскликнул Чиджиоке, подмигивая мне. – Скажешь это все еще раз, когда мы доберемся до трактира. Эти слова заслуживают того, чтобы за них выпить, верно, девушка?
– Да, – со смехом согласилась я. – Обещаю ничего не забыть.
Мэри подошла и взяла меня под руку. Мы вместе сделали несколько последних шагов.
Поднявшись на ступеньку экипажа, я замерла у открытой дверцы и оглянулась на Холодный Чертополох, ожидая – возможно, надеясь! – хотя бы на миг еще раз увидеть бывшего хозяина. На верхнем этаже восточной башни блеснули желтые глаза и в тот же миг исчезли, а занавеси плотно сошлись, словно говоря, что спектакль окончен и сказать более нечего. Как будто отныне это место – одинокая, всеми забытая могила.
Однажды я путешествовал по графствам Литрим и Слайго, но не по дорогам, а полями и лесами, желая в своих поисках остаться незамеченным. Над изумрудным ковром трав стелился туман, таинственно мерцая в первых лучах рассвета. Дорожный мешок у меня за спиной, казавшийся тяжелее, чем обычно, врезался в плечи, оставляя заметные следы. Но эта книга уже давно стала частью меня, и я знал, что никогда не расстанусь с ней – с моей вечной ношей, моим бременем.
Ранним утром дьявол брел по пологим холмам, по густым зарослям полевых цветов вдоль низких каменных стен. Цветы казались такими яркими, почти искусственными, идеальными, как в оранжереях, – ослепительные ряды синих и желтых головок. Они словно указывали мне путь, и я следовал по этим указателям. Много раз пытался я пройти этой тропой, и всегда что-то меня останавливало. Но не в этот раз. Мое сердце, превратившееся в камень, должно было провести меня по этому пути до конца. Шипящая песня ночи уступила место крикам далеких петухов и более мягкому утреннему щебету вьюрков. Тут были и завирушки, певчие и черные дрозды, горлицы – все они щебетали, пели и ворковали, обещая новый день.
Унылое старое создание, дряхлое, как древний и жалкий старец, брело, пока не сбило ноги в кровь. Вот как это произошло.