Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стойте там, чтобы я мог вас видеть, наш разговор не затянется. Я не понимаю, что происходит, что это еще за внезапный визит, в чем дело? Борису Семеновичу известны мои условия, или я недоступно излагаю? Хорошо, мне нетрудно, я могу повторить, но и вы потрудитесь доложить господину генералу все дословно. Надеюсь, вы понимаете, что это означает? А вообще я устал играть в испорченный телефон, мы давно могли бы встретиться лично и побеседовать с глазу на глаз. Ладно, это не ваше дело, слушайте внимательно, повторять еще раз я это не намерен. Итак, я со всем согласен, я готов освободить свое место для того, кого Борис Семенович сочтет нужным назначить на мою должность. Но взамен я требую предоставить мне возможность выехать из страны к месту постоянного проживания моей супруги. Если такая возможность мне предоставлена не будет, то я готов обнародовать большую часть имеющейся у меня информации. Поверьте мне на слово: у меня достаточно возможностей, чтобы сделать это уже сегодня. Все, можете идти, я вас не… — Закончить фразу Артемьев не успел, он осекся, уставившись на посетителя. Тот, вместо того чтобы незамедлительно покинуть кабинет и отправиться, как курьер, с поручением к своему хозяину, плюхнулся на черную кожу дивана. Развалился на нем по-хозяйски, улыбнулся нагло, вытащил из рюкзака пистолет и положил его на низенький, со стеклянной столешницей столик перед собой. И заговорил вполголоса, но очень разборчиво и отчетливо:
— Заткнись, Артемьев, и послушай теперь меня. Не знаю, что за хрень тут у вас происходит, но я не имею к ней никакого отношения. Вернее, имею, но косвенное. Позвольте представиться, господин полковник, — капитан Логинов Максим Сергеевич.
Дальше можно было не продолжать, Артемьев застыл с ядовитой ухмылкой на лице, но она медленно исчезала, превращаясь в гримасу. Господин полковник все прекрасно понял с первого слова, он только не мог пока сам себе признаться в том, что весь этот ужас происходит с ним прямо здесь и сейчас. Пауза грозила затянуться, Максим взял в руки пистолет, и это движение подействовало на бывшего мэра лучше, чем нашатырь и пара хороших пощечин вместе взятые.
— Подождите, подождите, прошу вас, это недоразумение… — пробулькал Артемьев и сделал попытку подняться на ноги.
— Сидеть, недоразумение, — приказал, не глядя на полковника, Максим, и Артемьев сначала завис над ноутбуком, постоял так с минуту и снова угнездился в остывшем уже кресле.
— Нет, вы не так поняли, я решил, что вы — от них, от него, пришли, чтобы… — слушать этот бред стало невыносимо, Максим поморщился и опустил рычажок предохранителя на пистолете вниз. Артемьев шумно втянул в себя воздух и разинул уже рот для следующей тирады, но подавился слюной, закашлялся. И от этого речь его получилась отрывистая и невнятная. Максим с трудом поборол в себе желание подойти и врезать господину полковнику по спине промеж лопаток. Но с места не двинулся, подождал, пока Артемьев отдышится и продолжит свои путаные попытки объясниться:
— Вы же не согласились тогда на сделку, а мы могли бы договориться, и все получилось бы по-другому. Я занял этот пост по протекции человека оттуда, — указательный палец Артемьева взвился к потолку.
— Карлсона, который живет на крыше, что ли? — поинтересовался без любопытства Максим. А сам все прислушивался к звукам в коридоре — пока тихо, но надолго ли?
Артемьев попытался рассмеяться, но вместо смеха его глотка исторгла лишь свистящий хрип. Может, придушить его, а самому в окно и бегом к калитке черного хода? На улице уже темно, уйти можно быстро и незаметно, эти ребятки внизу расслаблены и сразу не сообразят, в чем дело.
— Вы хоть понимаете, о ком я говорю? Знаете, с кем он вместе учился, а потом служил? — пытался вразумить Максима Артемьев, но снова осекся.
— Боюсь даже подумать об этом. Интересно, а на людей они тоже вместе охотятся? — Этого замечания было более чем достаточно. Артемьев сейчас напоминал Максиму недобитую газетой муху. Наверное, она чувствует то же самое после рокового удара — вроде жива, лапы шевелятся, глаза видят, но все это уже на рефлексах, в агонии. Вот так же и Артемьев, как полураздавленное насекомое, — лопочет что-то, бледнеет, краснеет и понимает уже, что это все, но рыпается, сучит лапками и крылышками и даже пытается оправдываться.
— Вы сами вынудили меня так поступить, сами, понимаете? Это ваше бегство, эти свиные головы и шкуры — к чему весь этот вестерн? Вы же разумный человек, у вас офицерское звание и награды…
— Были, меня по суду всего лишили. За то, что я твой приказ выполнял, — бесстрастно заявил Максим.
— Да, по суду… Но ведь все можно исправить, все поправимо! — Это Артемьев вякнул зря. Максим взвился с места, одним прыжком пересек кабинет и приставил дуло пистолета ко лбу полковника.
— Все можно исправить, говоришь? Тогда давай, всемогущий, воскреси мою жену и дочь. Чего сидишь? — Палец лег на тугой спусковой крючок, металл нагрелся от прикосновения и стал податливым и мягким. И что-то произошло со зрением, покрытое испариной лицо Артемьева перекосилось, как в кривом зеркале, расползлось и исчезло. Зато слова затем прозвучали отчетливо, хоть и тихо:
— Кого воскресить, зачем? Они живы, их никто не собирался убивать. Я же говорю, вы сами вынудили меня пойти на крайние меры. Зачем все это — убиты мои люди в Александрове, адвокат? Зачем вся эта вендетта, разве вы не поняли сразу, что от вас требуется всего лишь прийти ко мне? — Артемьев отпрянул назад, и между его лбом и дулом пистолета образовался зазор. Но Максим уже почти пришел в себя, он впечатал кресло с сидящем в нем мэром в стену, а сам уселся напротив, на край стола.
— Если я тебя правильно понял, то моя жена и дочь живы? Отвечай нормально, сволочь, мне терять нечего, я тебя голыми руками по стене размажу. — На последних словах голос Максима подвел, сорвался, но угроза свое действие возымела.
— Да, да, конечно, как вы могли подумать! Дочку вашу в детский дом пришлось отправить, жену — в тюрьму. За торговлю наркотиками и за сопротивление сотрудникам правоохранительных органов. Но вы сами виноваты, сами, — затараторил Артемьев, окончательно потеряв остатки превосходства и спеси.
В тюрьму и детский дом. За торговлю наркотиками. Интересно, Ленка хоть знает, как они выглядят — наркотики? И чем героин отличается от «крокодила»? И как ими торгуют, и контингент «покупателей»? Детский дом… зона… прошло почти полгода, даже немного больше.
Максим опустил руку с пистолетом и смотрел теперь в стену прямо перед собой, чуть выше головы Артемьева. Знать бы, сколько им еще осталось времени на мирную беседу, ведь закончиться все может в любой момент. Значит, надо поторапливаться.
— Недоразумение. За кого ты меня принял? За человека губернатора? За курьера?
— Да, да, — Артемьев снова согласно закивал головой, — я решил, что вы…
— Заткнись. У тебя есть на него компромат, я правильно понял?
Снова утвердительный кивок головой и короткий, едва заметный взгляд на ноутбук и ящик стола. Отлично, этого достаточно, с этим все понятно.