Ибо сами они, по всей видимости, воевали долго и не только в одной лишь долине Каленнан: судя по их одежде, измазанной сажей и землей, они сражались даже в выкопанных монстрами туннелях. Значит, битва проходила и в этих мрачных подземных галереях, а это могло означать только одно: монстрам пришлось отступать. Если бы они одержали победу, то захватили бы в плен не два-три десятка раненых эльфов, а сотни и даже тысячи. Мысль об этом согрела сердце даэрдена. Однако ему тут же стало стыдно — стыдно не за то, что он угодил в плен еще до окончания битвы, а за то, что он сейчас стоял вместе с окружающими его эльфами неподвижно и глазел на доблестных лучников Элианда, вместо того чтобы оказать им помощь. Разозлившись на самого себя, он бросился вперед, расталкивая оказывающихся на его пути эльфов и людей.

— Помогите — эй, вы! Хватит стоять и таращить глаза!

Его примеру последовали многие другие. Когда он подошел к вновь прибывшим, у него набралась уже добрая дюжина помощников. Неподвижная масса, которую только что представляли собой пригнанные монстрами эльфы, быстро рассеялась: раненых развели в разные стороны и стали обрабатывать их раны насколько позволяли скудные возможности. Тилль, подойдя к эльфу, которому он не доходил по росту и до плеч, подвел его к своим сородичам и попросил их о нем позаботиться. Он собрался уже заняться теми, кого пока еще обошли вниманием, но тут вдруг увидел среди них знакомое лицо.

Лицо это принадлежало эльфийке, одетой в простенькую охотничью тунику. Непонятно как она оказалась среди лучников Элианда: она была еще слишком юной и слишком слабой для воительницы. При этом девушка выглядела такой же измученной, как и все остальные (отрешенный взгляд, множество синяков и ссадин на коже, засохшая грязь на одежде). Когда Тилль подходил к ней, юная эльфийка отвела прядь своих длинных черных волос себе за ухо. Благодаря этому ее жесту Тилль еще больше уверился в том, что он ее уже где-то видел.

Подойдя к ней почти вплотную, он вспомнил, что встретил ее в Силл-Даре, когда пришел туда вместе с Итилионом, властелином Высокого Леса. Эта девушка находилась в тот день там (о Прародительницы, это так далеко отсюда!) и во время переговоров она вроде бы что-то говорила… Как же ее зовут?

Тилль вздрогнул, заметив, что эта юная эльфийка с черными волосами смотрит на него пристальным взглядом. У нее были ярко-зеленые — как луговая трава — глаза. Такие зеленые глаза встречались у эльфов довольно редко.

— Я тебя знаю, — сказал Тилль. — Я видел тебя на совете у королевы в Элианде.

Юная эльфийка покачала головой.

— Дай мне воды. Я хочу пить, — попросила она.

— У нас тут нет воды. А та вода, которая падает с неба, — яд. А вот чего-нибудь поесть я тебе найду… Обопрись на меня. Пойдем, я усажу тебя в каком-нибудь удобном местечке. Как тебя зовут?

Она покачала головой и прошептала что-то нечленораздельное, но, тем не менее, оперлась на его руку и пошла вместе с ним. Тилль удивился, заметив, что ведет он себя довольно горделиво. От нее пахло свежесорванной травой, покрытой утренней росой. Ее рука была легкой, а походка — величественной. Да, она шла грациозно, несмотря на сильную усталость и раны. Подходя к усевшимся на землю раненым эльфам, Тилль заметил Дорана, возившегося с каким-то рыжеволосым эльфом, который, по всей видимости, тоже принадлежал к клану ласбелинов — «клану осени»… Когда Тилль и юная эльфийка проходили мимо них, Доран поднял глаза и, узнав «зеленого эльфа», улыбнулся ему усталой улыбкой. Переведя взгляд на эльфийку, он удивленно поднял брови и, выпустив руку своего сородича, попытался встать. В тот же самый миг Тилль заметил, что второй рыжеволосый эльф стал его удерживать, а юная эльфийка едва заметно кивнула Дорану. Тот, пару мгновений посомневавшись, опустил глаза и отвернулся.

— Кто…

Тилль, нахмурив брови, отстранился от эльфийки, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Их глаза встретились. Он увидел в глазах девушки мольбу, но не понял ее смысла.

— Я вспомнил, — сказал он. — Ты — та, которая убила черного волка в лесу… Ты — дочь Арианвен.

Она вырвала свою руку из его ладони и сделала шаг прочь, не переставая на него смотреть, однако теперь в ее взгляде читались разочарование и вызов. Тилль попытался ее удержать, но она выставила перед его лицом ладонь, и слова, которые он собирался произнести, застряли у него в горле.

— Хе нефре скеал немнан аетхелингас хеах дэн…

Голос юной эльфийки был очень тихим. На Тилля, однако, он произвел такое впечатление, как будто ему крикнули прямо в ухо. Кроме того, ощущение того, что он что-то сделал не так, вызвав ее отстранение, привело его в смятение. Он попытался было подыскать какие-нибудь слова, которые бы ее утешили и рассеяли неожиданно возникшее недоверие к нему, но тут вдруг его окружили «высокие эльфы». Среди них находился и Доран, причем он уже не улыбался.

— Больше никогда не произноси имени королевы, — сказал Доран с каменным лицом, глядя мимо Тилля. — Орки не должны знать, что ее дочь находится среди нас. Принцессу может защитить только молчание, а потому держи язык за зубами… А если не захочешь молчать, то нам придется заставить тебя это делать.

— Ты мне угрожаешь?

Тилль почувствовал, как к его лицу прилила кровь. Он сжал кулаки и подошел к Дорану вплотную.

— Оставь ее.

Эльфийка, которая была примерно одного роста с Тиллем и не доходила «высоким эльфам» даже и до плеч, медленно подошла и взяла его за руку.

— Меня зовут Ллиана, — сказала она ласковым голосом. — А обо всем остальном забудь.

— Хватит, Аббон!

Голос Пеллегуна зазвенел в его собственных ушах так сильно, что он едва не оглох. Принц отступил на два шага, наблюдая в узенькую прорезь шлема за реакцией своего телохранителя. Увидев, что тот опустил меч и больше не собирается делать выпадов, Пеллегун опустился на одно колено, снял с головы шлем и глубоко вдохнул свежий утренний воздух. Несмотря на холод, снег и ветер, принц весь взмок: пот буквально тек по его лицу ручьями. Пеллегун снял с одной руки латную рукавицу, засунул ладонь под наголовник железной кольчуги, защищающий голову и шею, и отстранил его от туловища как можно дальше, чтобы было легче дышать и чтобы от ветра хоть немного высох пот.

Сейчас было уж слишком раннее время для физических упражнений — да, уж слишком раннее, если учесть, что ночь он провел в парильне в компании шлюх, с лакомствами и вином. Меч казался ему чересчур тяжелым, а железная кольчуга — ужасно тесной… Принц едва мог дышать в подобном облачении, которое давило, стесняло движения и лишало его ловкости. Он чувствовал себя в доспехах смешным и неуклюжим. При этом юноша понимал, что сейчас Аббон обращается с ним — из-за полученной им раны — довольно бережно. Его левое запястье, сломанное в ходе сражения, которое теперь называли битвой при Бассекомбе (хотя в действительности это была резня, в результате которой он, Пеллегун, потерял почти всех своих воинов), еще не восстановило свою подвижность. При каждом ударе, наносимом по его деревянному щиту, левую руку принца аж до самого плеча пронизывала боль. Аббон был высоким, как башня, а по силе равнялся двум воинам. Сражаться с ним — это было все равно что выйти на бой с огромным медведем. Раньше принц во время тренировочных схваток с Аббоном компенсировал разницу в силе благодаря своей ловкости и точности выпадов, а вот в таких тяжелых доспехах быть проворным у него уже не получалось… Аббон — воин-гигант — мог бы повалить его на землю одним ударом, и он так демонстративно старался этого не делать, что вызывал у принца раздражение. Однако фехтованию нужно было учиться именно так, и Пеллегун знал это лучше, чем кто-либо другой.