– Я думаю, ваши ребята могут выйти из укрытий и присоединиться к нам, – посоветовал Григорий и, оборачиваясь к сержанту, добавил: – Видишь, до чего доводит расхлябанность?! Мы вас всех чуть не перестреляли! Даже позиции заняли для стремительного штурма. Ведете себя как шайтан знает кто! Мы даже засомневались, свои вы или диверсанты земные! Хорошо, что господин генерал вас пожалел…

– Но часового после караула – на гауптвахту! – строго приказал я. – На десять суток!

– Есть десять суток! – испуганно ответил Гулятдинов.

– Да не тебе, ему, – уточнил Григорий и ткнул пальцем в грудь побледневшего солдата, который все время нашей беседы стоял рядом ни жив ни мертв.

Между тем наш конвой сообщил основной группе, что путь свободен, и спецназовцы неторопливо, но очень быстро блокировали все важные точки на заставе. Поскольку оказывать сопротивление нашим воинам никто не собирался, а делать здесь нам было больше нечего, мы распрощались с сержантом и двинулись дальше. На лице младшего командира отразилось просто неземное блаженство от того, что встреча с высоким начальством обернулась такой мелкой неприятностью, как десять суток ареста, да и не ему, а одному из давно напрашивавшихся на это солдат.

– Схлопотал? – злорадно спросил сержант нарушителя дисциплины, когда мы скрылись из виду.

– Пароль они, кстати, не назвали, – обиженно буркнул воин.

– Значит, он не изменился, – назидательно ответил командир.

Я усмехнулся и временно выключил прибор слежения, который принимал теле– и радиосигнал от оставленных на блокпосту шпионских устройств…

Как и предсказывал Григорий, механические и электронные ловушки мы обошли без проблем. Хотя техника была нашим воинам незнакома, принципиальных отличий от земной в ней не было. Те же провода под током, датчики движения, телекамеры, сигнальные ракеты и мины. Через час нам оставалось преодолеть последний рубеж. Тот самый второй укрепрайон, куда срочно съехались все немезидские пограничники. Поскольку противник искал диверсантов, а мы ими и являлись – пусть не теми, которые устроили взрыв, но все-таки действовать нам предстояло предельно осторожно.

– После второй линии укреплений начинается переходная зона, – рассказывал Григорий. – Километров пять шириной. Ну а после нее уже без фокусов. Немезида в чистом виде.

– Сильно от Земли отличается? – доверительно, словно старик был не пленником, а партнером, спросил я.

– Как тебе сказать? – Григорий почесал в затылке. – Не то чтобы сильно… Ну, примерно как рай от ада…

После этих слов, сказанных дедом вполне серьезно, у меня пропало всякое желание задавать еще какие-то вопросы. Вместо меня это сделал Паша:

– В смысле, здесь рай или у нас?

– Сам увидишь, – пообещал Григорий. – Зачем я буду забивать тебе голову своими личными впечатлениями?

– Тоже верно, – согласился Старшина.

Примерно через двадцать минут пути мы вышли на берег неширокой речки с крутым и влажным от растаявшего снега глинистым берегом. Спуститься к воде по такому склону можно было только на пятой точке, поскольку ноги все равно проскальзывали вперед и удержаться на скользкой поверхности было совершенно невозможно. Григорий долго вздыхал, но потом уселся на сырую глину и съехал вниз одним из первых.

– Там, вдали, за рекой, – пробормотал он. – Перелесок видите?

– Второй укрепрайон? – предположил я.

– Севостьяновка, – отрицательно качая головой, сказал дед.

– Что же ты, старый хрен, кругами водить нас вздумал?! – возмутился Паша, за шиворот приподнимая проводника над землей.

– Ты выслушай сначала! – Григорий задергался, словно марионетка. – Поставь на место! Чего сразу драться-то?! Я же говорил, переходная зона начнется? Вот она и началась…

– Так. Все. Хватит. – Я уселся на торчащую из глины корягу и указал Григорию на реку. – Или ты в мельчайших подробностях рассказываешь обо всем, что вокруг происходит, или мы топим тебя в этом водоеме!

– Эрик, зачем такие строгости? – присаживаясь на то же отшлифованное волнами бревно, спросил старик и усмехнулся. – Не станешь ты меня топить. Да и полковник твой этого не позволит…

Я выразительно взглянул на Павла, и тот подал знак тем самым офицерам, что во время марша неотступно следовали за Григорием. Они, не меняя выражений на чуть усталых лицах, взяли проводника под руки и поволокли к воде. Шпион до самой последней минуты не верил в реальность происходящего и даже пытался сохранить на лице презрительную ухмылку, но, когда его бесцеремонно бросили в «набежавшую волну» и придавили сверху коленом, в его героических мозгах произошел серьезный переворот. Ира молча вцепилась в рукав моей куртки, и я, успокаивая, похлопал ее по запястью. Алексей все понял сразу и потому вовсе не показал, как относится к нашим жестоким действиям. По телу деда пробежала первая волна конвульсий, и офицеры ловко извлекли его из реки на воздух. Григорий отчаянно закашлялся и замахал тонкими руками. Все его лицо было испачкано глиной, и воины снова поволокли шпиона к воде, на этот раз чтобы умыть, но перепуганный насмерть старик упал на колени и завыл:

– Не губите! Старый я! Не враг вам! Грех это!

– Заткнись, – строго потребовал Паша. – Ты не старый, а опытный! Так что разжалобить нас тебе не удастся. Чего ждете?! Умойте эту лису!

Последние слова он адресовал офицерам. Те кое-как смыли с лица шпиона глиноземную маску, а заодно и довольно приличную часть великолепного грима. Заинтересовавшись метаморфозами нашего проводника, Паша приказал воинам продолжать, и через пару минут перед нами предстал совершенно другой человек. На вид ему можно было дать около пятидесяти, а то и меньше.

– Теперь поболтаем, – зловеще сказал Паша, разминая пудовые кулачищи. – Старый, говоришь?

– Виноват! – с готовностью ответил лазутчик. – Издержки профессии, вы же понимаете?

– Понимаем, – согласился Паша. – Но менять тебя пока не на кого, а таскать за собой в качестве обоза – расточительно. Что прикажешь нам делать? Только не вздумай шутить насчет освобождения…

– Я не обоз! – горячо возразил Григорий. – Я сейчас все объясню!

Я вдруг понял, что шпион вовсе не такой малодушный хлюпик, каким пытается выглядеть. Он намеренно тянул время! Сознавая, что наша группа не остановится, пока не наткнется на серьезную преграду, он упорно вел нас к реке, рискуя собой, но предоставляя своим соратникам время, чтобы собрать группу для уничтожения нашего дерзкого отряда. Здесь, под высоким обрывом, мы были как на ладони, и с минуты на минуту нас должны были атаковать наверняка превосходящие силы противника. Я тревожно взглянул на кромку воды. Снова купаться в холодной реке мне отчаянно не хотелось. Я перевел взгляд на Пашу, а затем на бойцов. Наверху остались четверо, все остальные были здесь. Старшина заметил мое беспокойство и тоже посмотрел на край обрыва. Там, в невидимой для нас зоне, было подозрительно тихо.