Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж теперь делать? — сокрушался Юрка-хохол. — Она меня в покое не оставит. Рано или поздно заявится, снова мстить будет.
— Да не терзайся ты, — успокаивал Юрку Степан. — Она уже поняла, что её ищут — побоится сунуться в деревню. Вот увидишь.
Юрке мало верилось.
Вернулись в поселок. Виктор с Юркой сошли у магазина, Степан поехал домой.
— Зайдешь ко мне? — спросил Юрка Виктора.
— Да нет, пойду, завтра рано вставать.
Попрощались. Виктор вернулся на дачу армянина, Юрка, расстроенный, отправился к себе.
— Ну что? — прямо с порога спросила жена.
— Впустую, — безнадежно развел он руками. — Она как чувствует все. Как знает, что мы именно её ищем.
Ночью Пальма опять заходилась истошным лаем, рвалась с цепи, подвывала. Юрка проснулся, вылез из-под одеяла, накинул на плечи телогрейку, вышел во двор, посветил фонарем на Пальму, на огород, на кусты за огородом. В зарослях как будто что-то промелькнуло. Волчица? Так просто Пальма бы не голосила.
«Жаль, ружья нет», — подумал Юрка, снял с Пальмы ошейник.
— Ну-ка, возьми её, подружка!
Собака в присутствии хозяина осмелела, кинулась на огород. Но тут же отступила, в заросли не полезла, лаяла в темноту, то и дело оборачиваясь назад — не ушел ли хозяин.
С полчаса волчица дразнила Юрку и Пальму, потом, в конце концов, ушла. Собака еще вытягивала настороженную острую морду в сторону огорода, шевелила носом, ненадолго замирала, лаяла для проформы, но Юрка уже видел: нет причины дальше стараться.
Начали пробиваться звезды. Расплывчатые силуэты деревьев, забора и сараев, не затушеванные чернотой, стали более четкими. Пальма уже только плюхала набившее оскомину «гав, гав», труся перед хозяином костлявым телом.
После каждого короткого «гава» она косилась на Юрку в ожидании похвалы. Но он не обращал на неё внимания, зорко всматривался в сумерки, пытаясь отыскать злодейку, однако нигде её видно не было. В это раз она не отважилась разбойничать в наглую.
Юрка побрел к дому, Пальму оставил непривязанной, опасался судьбы Айны, хотя Айна и отвязанная не сумела бы постоять за себя: ей минул только третий месяц, совсем щенок. Пальма не доставала до её конуры. Конуру Айны Юрка поставил у самого огорода, под забором. Пальма спала обычно возле дома, охраняла вход, поэтому ничего не могла сделать. Только лаять, рвать цепь и скрести входную дверь острыми когтями.
— Ну, гуляй, гуляй, — кинул ей Юрка, возвращаясь в дом. — Увидишь негодницу — зови, я сегодня крепко не сплю. Только не дремай, днем выспишься.
Юрка разулся, скинул телогрейку, шаркая ногами по полу, прокрался в спальню. От прохладного тела Юрки жена глухо засопела и заворочалась, отодвигаясь к краю, чтобы Юрка мог лечь. Сквозь сон спросила:
— Ну что?
— Да ничего, спи. Ушла поганка. Будем надеяться, не вернется.
Жена отвернулась от него и, засопев, тут же погрузилась в сон. Юрка тоже смежил веки. Волчица изрядно его утомила. Почему она ушла? Испугалась? Вряд ли. Скорее всего, просто играла с ним. Жестоко, словно издевалась.
Утром Юрка встал, оделся, вышел во двор. Пальма тихо сопела в конуре. «Намаялась за ночь», — подумал он и пошел в хлев. Овца была на месте, — повернула к нему свою серую морду, глянула тупым отрешенным взглядом и снова задвигала нижней челюстью, пережевывая вязкую жвачку.
47
— Я ее подстерегу, — решил Степан, выслушав в обед Юркину историю. — Выходит, мы её не больно-то и испугали, раз она явилась снова. Мы с Финкой её подкараулим. Правда, Финка? — потрепал он свою любимицу за ухо. Финка понимающе напряглась и, выпустив когти, начала рыть землю. — Ну, ладно, ладно, — стал утихомиривать её Комлев, — вижу — все поняла. Молодец.
Договорились, что Степан подойдет к Юрке часам к одиннадцати вечера. Замечено было, что волчица появлялась к полуночи.
— Завтра поутру я все равно должен быть здесь, домой ехать нет смысла.
В потемках Юрка высматривал Степана у калитки.
— Ну, что — тихо? — спросил Степан, по привычке слегка усмехаясь и вскидывая свои густые с проседью брови на собеседника.
— Тихо, — ответил Юрка.
— Закурим?
Юрка вытащил из пачки сигарету и протянул Степану. Комлев прикурил от окурка Юрки.
Курили молча, зорко вглядываясь в ночь. Финка мирно свернулась у ног хозяина. Тишина изредка прерывалась непродолжительными звуками. Они возникали неожиданно и тут же пропадали.
Когда докурили, Степан потянул Юрку за собой:
— Пойдем, осмотрим твое хозяйство.
Обошли небольшой двор, заглянули за сараи, на огород.
— Сяду здесь, на завалинке, за банькой, — указал Степан. — Отсюда и видно хорошо, и посторонние звуки глохнут. Самое удобное место.
— Может, мне с тобой побыть? — предложил Юрка.
— Это лишнее. Сам управлюсь… Откуда, говоришь, она появляется?
— С севера. Идет по тропке между грядками. И ведь ничего не боится!
— Озлобленная она, вот и не боится. Ну ладно, тебе лучше уйти. Разговоры, запах… Она за версту учует — не приблизится. Ложись спокойно спать, мы с Финкой посторожим.
Собака при упоминании своего имени навострила уши.
— Может, хоть телогрейку вынести?
— Телогрейка не помешает, спасибо.
Через минуту Юрка вернулся с телогрейкой.
— Ну, удачной охоты. Пойду, значит.
— Да, да, — вскользь ответил Степан, занимая позицию. Он стал уже серьезен — он приступил к своим обязанностям.
Ветерок веял с юго-востока — в его сторону. Очень кстати. Учует волчица малейший подозрительный запах — рассчитывать не на что, будь ты хоть самым непревзойденным охотником.
Сумерки сгустились, звезд на темном небе прибавилось, но луна еще где-то пряталась. Это тоже на руку Степану.
Финка прилегла, но Степан знал: в нужную минуту она зверя за версту угадает.
Спать не хотелось. Охота — дело азартное, не до сна. Может, поэтому его впечатления от охоты всегда так ярки и незабываемы: неожиданный вскрик утки в тишине, коричневые комочки куропаток на ярком снегу, весенний оглушительный рев медведя, выбивающего прошлогодний